Сара Маркиз - Свободная. Там, где нет опасности, нет приключений [litres]

Прошло десять дней с тех пор, как я решила углубиться в горы. За это время встретила только несколько человек на мотоциклах. Я распределила свой рацион, потому что боялась не найти магазинов в пути. Мне нравится этот просторный ландшафт. Тропинка вдоль горного хребта отклоняется к востоку прямо под желто-кремовой скалой. С места, где я нахожусь, не видно выхода. Останавливаюсь и готовлю чай, сосны не дают мне возможности прочесть ландшафт. Мне абсолютно бессмысленно идти в этом направлении, особенно если там нет прохода. Мой путь преграждает скала в форме естественного амфитеатра. Пока пью чай, постепенно уверяюсь в том, что у подножия скалы будет развилка или ответвление, которые приведут меня на другую сторону горы. Я продолжаю идти, время около полудня. Дохожу до скалы, к моему великому удивлению, нет никакой тропинки, ведущей на запад. Но передо мной настоящий шедевр, в который я не могу поверить.

Нет ничего невозможного в Китае! В скале выдолблен тоннель, словно гигантский червяк прокопал проход в земле. Медленно захожу внутрь. Земля неровная, тележка шатается и трясется. Рюкзак касается невысокого потолка, поэтому мне приходится подгибать колени. Я продвигаюсь вперед, надеясь, что скала расчищена до самой вершины. Тропа сужается.

Я поражаюсь тем людям, которые проложили этот проход. Это очень трудная задача. Скала, в которой проделан ход, заканчивается через несколько сотен метров. С меня сошло несколько холодных потов, прежде чем я оказалась на другой стороне природного амфитеатра. Оглядываюсь и улыбаюсь, надеясь, что мне не придется идти по этому туннелю в обратную сторону. Отсюда видно, насколько сыра и нестабильна тропа, по которой я шла. Концентрируюсь и продолжаю двигаться, когда тропа внезапно меняет направление и поднимается резко вверх на несколько метров, выходя на плато. Передо мной стоит несколько маленьких восточных домиков, возле очага мирно занимаются своими делами женщины. Опершись о саманную стену, они чистят картошку, тут и там лежат очень худые желтые собаки. Я иду медленно, стараясь не напугать их. Внезапно они оборачиваются и смотрят на меня. Я делаю тихий успокаивающий жест рукой, чтобы показать, что не представляю угрозы, но они начинают вопить от ужаса. Отовсюду выбегают женщины и дети, они бегают и орут, не зная, где спрятаться, словно началось землетрясение. Пересекаю деревню в том же ритме, игнорируя их крики, понимая, что мне понадобилось бы очень много времени, чтобы успокоить их.

Я убираюсь из деревни. Мне очень жаль, что так напугала ее жителей. Отойдя пару километров, разбиваю лагерь на небольшом уступе, на котором с трудом поместилась моя палатка. Начинается ночь. Я сижу перед огнем, скрестив ноги, и готовлю себе рис, когда они появляются, торжественные, как похоронная процессия. Шествие возглавляет лидер, поражающий своей энергией. Он одет в плащ с капюшоном, который застегнут на шее и покрывает все тело. Я рассматриваю этого человека, и мое внимание привлекает его кожа. На ней ужасно много морщин, причем она настолько темная, что ее можно назвать черной. Но еще больше меня поражает его нос, длинный и приплюснутый. Да и другие черты лица не похожи на азиатские, скорее они североафриканские. С подбородка свисает кожаная складка, прикрывающая шею. Он машет мне рукой. Я поднимаюсь, и пятьдесят человек, смотрящих на меня во все глаза, делают шаг назад. Расстояние между нами около ста метров. Лидер группы держится как натянутая струна, со спокойным, но враждебным выражением лица. Хорошо отработанными жестами показываю, почему я здесь. Он не понимает. Я сообщаю ему, что завтра уйду. Он долго смотрит на меня. Мне кажется, что нахожусь в римском Колизее перед ревущими львами. Я жду. Проходит целая вечность в молчании, прежде чем он решает вернуться в деревню со своими подданными, следующими за ним по пятам. Я успеваю съесть рис и выпить чай, когда внизу раздаются голоса. Люди срезают ветки, и хотя я их не вижу, но хорошо слышу удары мачете, и затем все стихает. Через несколько минут слышу знакомый запах, и в мой лагерь проникает едкий дым. Они жгут зеленые деревья, от которых и идет этот дым. Я начинаю кашлять и перестаю видеть. Мне придется идти дальше, несмотря на то что до наступления полной темноты осталось совсем мало времени. Я поняла их стратегию, быстро свернула лагерь и устремилась в ночь, подальше отсюда…

В горах Сычуаня живет около пятидесяти шести этнических меньшинств, включая йи, лису, даи, баи, мяо и другие. У каждого из них свои язык и культура, сильно отличающиеся от представителей китайского большинства хань. Много недель я иду по этим горам и иногда встречаюсь с представителями этих меньшинств. Они живут в изоляции благодаря тому, что от внешнего мира их защищают труднодоступные горы.

Меня восхищает их элегантная красота, их мудрый и смеющийся взгляд.

После первой встречи с представителями этнических меньшинств следуют новые встречи и ночевки на высоте 2500–3000 метров над уровнем моря, прогулки по сосновым лесам, трудные переправы через горные реки. У воды, на перевалах и на тропе я иногда встречаю красиво одетых женщин. Одежда отражает их социальный статус, этническую принадлежность и много другой информации, которая ускользает от меня. Бросив на меня один непредосудительный взгляд, они тут же понимают, что у нас есть что-то общее: мы – женщины. И этого достаточно для простого и аутентичного общения. Их жесты, их манера двигаться – все наполнено внутренней грацией. Я поняла, что мое незнание этой культуры стало преимуществом и позволило изучать ее при помощи чувств непредвзято и с азартом первооткрывателя.

Забравшись однажды в горы, выбраться получается не так-то просто. На это у меня ушла не одна неделя. Но вот настал день, когда я стою перед последней деревней на своем пути, которая находится на такой большой высоте. Время близится к полудню. Передо мной небольшая деревня, бурлящая жизнью. Наблюдая издали за этим оживлением, я улыбаюсь. Я знаю, в чем дело: мне подсказали деревянные двухколесные телеги у входа в деревню. Сегодня базарный день! Ура! Я прибавляю скорости. Пожилые дамы продают свежую кинзу, зеленый лук, мандарины, картофель и много других овощей, которые я покупаю, не зная названий, но которые кажутся мне знакомыми, например, эти острые на вкус семена или ферментированный тофу. Я хожу по рынку. Никто здесь не смотрит на меня со страхом. Я веду себя, как все остальные, торгуюсь при помощи выученных мною жестов, которые обозначают числа от одного до десяти.

Сегодня праздник. Я еще не видела такого количества национальных костюмов. Понимаю, насколько мне повезло оказаться здесь в этот день. Смотрю на группу женщин, сидящих в отдалении от толпы. Вместе с ними на телеге в тени сидит молодая девушка. Ее невероятно блестящие черные волосы почти касаются земли, она выглядит как принцесса. Другая женщина расчесывает их. Девушка носит красивый красный наряд. Может быть, она готовится к свадьбе? Я продолжаю делать покупки, мне еще нужен чеснок. Я обожаю цвета, текстуру, звуки того, что мы едим, например, когда откусываем стебель сельдерея. Питание – это трехмерный опыт. Перед тем как купить еду, как собрать урожай или пойти на охоту, я мысленно задаю себе несколько вопросов касательно «до», «во время» и «после».