Федор Талызин - Под солнцем Мексики

От Афин до Рима тысяча километров, и их как не бывало. Мы уже над «сапогом» Италии. Аэровокзал Рима — настоящий перевалочный пункт. Здесь скрещивается множество маршрутов — в Лиссабон, Амстердам, Париж, Женеву, в другие города мира. Вот уж поистине все дороги ведут в Рим. Поэтому тут приходится держать ухо востро и вслушиваться в каждое очередное объявление по радио. Забавно, что во всех аэропортах мира дикторы произносят четко лишь первую половину фразы. Вторую, более существенную, комкают, проглатывая слова. Объявление звучит примерно так: «Внимание! Леди и джентльмены! Полет Рим — Париж номер… надцать… адцать… ать. Объявляется посадка в самолет номер… сти… цать… благодарю вас». Если отстанешь от своего самолета, то вместе с ним безвозвратно улетят не только вещи, но и документы, а оставаться в чужой стране без визы, без паспорта — перспектива не из веселых.

…Наконец самолет делает последний прыжок — через Атлантический океан в Новый Свет.

Еще над Мексиканским заливом самолет начинает набирать высоту, готовясь к рывку через Восточную Сьерра Мадре.

С высоты 6 тысяч метров земля даже в самый ясный день почти не видна. Только тогда, когда самолет, миновав горную преграду, начинает снижаться, перед нами предстают вздыбленные вершины, хаотичные нагромождения скалистых выступов, бесконечная путаница горных кряжей, глубокие ущелья, усыпанные россыпями камней, долины… Среди каменного хаоса кое-где вкраплены зеленые квадратики селений и рощиц.

Кругом все скупо и строго расцвечено двумя тонами — желтовато-бурым и палево-красным. Суровый, дикий, величественный первозданный пейзаж!

Мелькает, искрясь в лучах солнца, снежная вершина. Вулкан!

Самолет резко идет вниз. Перед глазами вырисовываются контуры громадной котловины. В ее центре раскинулся Мехико.

В XIV–XVI веках здесь была столица ацтеков. С воздуха легко оценить великолепную естественную защищенность древней столицы. Но, как известно, это не спасло ее от нашествия чужеземцев.

Современный Мехико — огромный город с многомиллионным населением. Столицу ощущаем сразу и во всем, начиная с аэродрома. Это ультрасовременное сооружение: сталь, стекло, пластмасса, асфальт. Строгий порядок, безукоризненная любезность служащих, обилие указателей, реклам, киосков с прохладительными напитками — таково первое впечатление от воздушных ворот Мехико.

Меня встречают два мексиканских врача. Их фамилии, Антульван и Монтальва, удается легко запомнить сразу, потому что в обоих хоть отдаленно, но все же звучит близкое русскому сердцу имя Иван. Мои коллеги молоды, энергичны, жизнерадостны. Они внушают чувство той симпатии, которая позволяет с полуслова установиться самым добрым, непринужденным отношениям.

Но как быть с довольно громоздким багажом? Я привез журналы, коллекции насекомых и скорпионов (их я собрал в Индии и на Цейлоне), коробки с редкими пауками, ящички с бабочками, поделки из дерева, раковины, шкуры змей… Все это составляло преизрядное количество коробок, пакетов и сумок. Однако с первых же минут беспокойство улеглось. Мои спутники, оглядев тележку, нагруженную столь изобильным скарбом, черкнули что-то на карточке, передали ее носильщикам и, усадив меня в машину, попросили больше о багаже не беспокоиться.

— Их направят в институт. Ваши коллекции там будут в полной сохранности!

Покинув аэродром, наша машина вливается в общий поток машин самых различных марок, видов, назначений: тут автобусы, мотороллеры, легковые машины, грузовики, пикапы, рефрижераторы. Все они с огромной скоростью мчатся по широченному шоссе. По обеим сторонам проезжей части движется, плетется, тащится пестрое скопище пешеходов, велосипедистов, древних колымаг, двухколесных повозок, влекомых мулами… Все тонет в облаках рыжеватой пыли.

Пролетают, как метеоры, всадники. Я испуганно вздрагиваю: вот-вот они собьют с ног, раздавят кого-нибудь в своей бешеной скачке, но все обходится благополучно. Мои спутники, не обращая ни малейшего внимания на окружающую суету, засыпают меня множеством вопросов. Велика сила привычки!

А Мексика постепенно продолжает открывать свое обличье. Цепи гор, сухой раскаленный воздух, необычные с виду пальмы, высокие, как телеграфные столбы, с прямым толстым стволом, украшенным пышной, кудрявой кроной. Под ней свисают вдоль ствола рыжие пучки высохших и не опавших за долгие годы листьев. Издали пальмы напоминают великанов в огромных папахах, закутанных в меховые воротники.

Среди пальм через каждые триста — пятьсот метров возникают ярко-красные пятна ультрасовременных бензозаправочных станций.

Мехико, как и все большие города мира, начинается с маленьких домиков предместий. Домики, или, как их здесь называют, каса, по большей части сложены из белого или серого камня. Каждый хозяин красит свою касу в красный, желтый, ярко-голубой цвета. Окна домов упрятаны за узорчатыми железными решетками. Вокруг строений ожерельица зеленых садиков. Узкие улочки и тупички затенены вьющимися растениями. Живописные и уютные уголки! Но такими они кажутся только на первый взгляд. На самом деле, как я позже узнал, здесь сосредоточены районы бедноты. Особенно убого выглядят кварталы окраин. В Мехико люди живут либо богато, либо очень бедно. Эти контрасты бросаются в глаза на каждом шагу.

Чем ближе к центру города, тем выше здания. Здесь дома десяти, пятнадцати, двадцати, двадцати пяти этажей. Длина проспекта Инсурхентес — тридцать километров. Соседняя с ним улица Пасео-де-ла-Реформа короче — двадцать километров. Здесь великолепные здания, много парков, особняков. Пасео-де-ла-Реформа ведет в Ломас («Холмы»), где десятки квадратных километров застроены виллами. Такие же виллы богачей занимают и пригороды столицы — Колонна Флорида, Сан Анхел.

Все эти здания и виллы по своему архитектурному стилю, цвету, орнаменту, строительному материалу представляют собой такое живое разнообразие, какое трудно встретить во многих столицах Европы. Некрасивого, серого и безвкусного тут нет. Почти все дома выложены из светлого или красноватого камня. Широкие и просторные авениды обсажены высокими пальмами. На просторных площадях — пласа — много зелени и цветов.

По широким тротуарам, отгороженным от проезжей части дороги сплошной стеной пальм, движется густой людской поток. Впрочем, «движется» не совсем то слово, которое здесь уместно. Люди идут, останавливаются, меняют направление, застывают снова. Среди самой гущи движущейся толпы стоят женщины в шалях, красиво наброшенных на плечи. Разговаривая, держатся за руки. Толпа обтекает их, как поток преграду, натыкается на следующую пару и снова терпеливо обходит ее…