Виктория Прессман - Правда о маяках. Возвращение императора

© Виктория Прессман, 2022

ISBN 978-5-4498-7736-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Святым Духом всякая тварь обновляется паки текущи на первое»

Печать Соломона, палиндром Сатор

Светильник ногама моима закон Твой, и свет стезям моим

Псалом 118

Работали ли вы в семьях, за прилавком? Делали ли вы что-то своими руками? Быть может работали на заводе или фабрике? Умеете ли вы собирать лампы или диваны Икеа, словно детские конструкторы, переносящие вас в измерение налаженного быта, простого и эргономичного? (человек шел через заснеженное поле, вдали виднелся полустанок, старинный вокзал с колоннами, пилигрим шел по мосту, за спиной висел рюкзак, в руках палка, раскачивалась привешенная к рюкзаку ракушка Сантьяго).

Человек шел по мосту, вдоль дороги, под мостом ехали электрички и поезда, человек дороги вернулся домой. Поезда идут, машины едут, люди ведут детей из школы домой. Человек вернулся к себе молодой. Встрепенулся, выпрямился, улыбнулся, взгрустнулся. Человек был вплетен в ткань мирозданья. Озорная шаловливая юность махала рукой и носилась то тут, то там вместе с запахами весны, первой весны в Москве за 10 лет. Эта весна вобрала в себя все московские весны. Я – человек. И у меня есть дом. И у меня есть родной язык, на котором я говорю и пишу. Значит у меня есть родина. Я даже не скучаю по старому Томасу и по морю… Пока что.

Иногда лучше подтаявший лед, чем грязь, особенно при спуске с горы перед началом паводков. На холме с вылезшего корня сосны, облепленного грязью, капает вода. Мне теперь не надо много видеть, если что, я допишу, воссоздам картину до полноты. И уверена, что Тот, кто с белой седой бородой, не будет против, так как то, что я сотворю, довоссоздам, будет лучше, чем пустота, это будет надежда на то, что когда-нибудь все будет в полноте и совершенным.

Рядом с секцией моржей утки ныряют вниз головами – селезень и утка одновременно заныривают вниз головой и над поверхностью воды торчат две пары утиных ласт. Утиное синхронное плавание. У домика моржей – ладного сруба на берегу реки ходит седобородый дед в варежках, он занимался на тренажерах. На скамейке сидит пара матюгающихся укурков. Мне приходит смс, что икеевский бумажный торшер доставлен на почту. Я приболела, сил мало. Но видно так надо. Скоро открою завод по производству гибкого камня и будет все хорошо. Евлогий камнетес и Иаков богоборец. Евлогий был трудягой камнетесом, потом стал важным, богатым, но перестал быть человеком, тогда пострадал, покаялся, вернулся и снова стал камнетесом. Похожий сценарий, что и в притче о Блудном Сыне. Главное ведь вернуться. Даже не чаяв вернуться никогда…

Иаков Богоборец был любим Богом и боролся с Ним. Есть правда мнение толковников, что это был не Бог, а ангел. Значит боролся с ангелом.

Прогулки вдоль реки ничем не хуже прогулок вдоль моря. Все люди из моего прошлого заняты делом, и им редко выпадает минута, чтобы подумать обо мне. Хорошо, значит и мне пора быть занятым человеком. В меру занятым. Набрала кредитов, обустраиваю дом. Скоро должны привезти цифровое пианино. Не верится, что смогу дотронуться до клавиш у себя дома. Закрылись двери червоточин и теперь все хорошо. Хотя знаете, половина моего туловища, естества, остается где-то высоко в облаках. Да, и все же в конце концов я выбрала литературу. Или это она выбрала меня.

Чудо трех весен переросло в чудо весны непреходящей. Зима была аномально теплой, самой теплой московской зимой за всю мою жизнь. Если не считать нескольких морозных снежных дней, можно, наверное, сказать, что осень плавно перетекла в весну. Грачи не прилетели и не улетели. Веселью птиц не было предела. Вечная весна как нельзя лучше резонировала с вечной молодостью моей души. Бурлила нечаянная радость от обновления, воскрешения, нового рождения, полноты жизни. Меня обуяли ветра и запахи московской юности. Я была собой, просто пена пороков и уязвимость наивной незащищенности остались в прошлом.

Весна неожиданно быстро и победоносно вступала в свои права, солнце светило на улицах, все будто парило в этом свете. Зима сдавалась без боя, ей, зиме видно понравилось прятаться на крайнем севере, ей понравилось быть в воспоминаниях, т.к. когда по ней скучали, ее любили.

Засветило солнце, и улица зазвенела, заискрилась, зазвучала, звуки парили расслабленно над поверхностью кутерьмы, над поверхностью пробуждающейся земли. С Маросейки открывался вид на сталинскую высотку, вид сверху, иногда удавалось поймать взглядом улетный кадр, когда в прорезь спасоглинищевского переулка заглядывало солнце и заливало его. Быть может свет этот был связан с невидимым присутствием Бога, Шхиной: на этом переулке стояла старейшая московская синагога. Через дорогу от синагоги на огороженной площадке юноши матюгаясь играли в баскетбол. Не знаю были ли эти юноши евреями или просто учились или жили по соседству… В принципе матюгалась вся Маросейка. Особенно на пятачке у макдоналдса творилось что-то неладное. Вечером из-за скопления молодежи по тротуару было невозможно ходить. Молодежь тусила – курила, бухала, болтала, ругалась. Колобродила. Короткие штаны, шапочки, кроссовки, торчащие голые ноги в зоне лодыжек. Мешковатый берлинский стиль. Хипстерня. Я не знала, чем жили, чем дышали эти люди. Они не были мне очень интересны. И хоть им привили уважение к старшим, и они не приставали ко мне с просьбами, веяло от них немного чем-то грубым, угловатым даже агрессивным. Каждое утро по пути на работу я встречала одного и того же иудея в кипе, в черном, спешащего по направлению к синагоге или уже оттуда. Он был в очках, лицо его показалось мне знакомым. Ах да, я пару лет назад видела его в баре в переулочках тверской, он громко обсуждал варианты заработков, полулегальных с каким-то финансовым аналитиком. Ничто земное евреям не чуждо. Работала я в подворотнях Маросейки, в старом доме. Подворотня была обоссана, в ней ошивались странные элементы, все бухали и курили. В соседнем подъезде с нами расположился магазин «Гнездо совы» – таро, магия, амулеты, заговоренные на успех камушки, травы, рога, копыта. В нашем же подъезде на первом этаже было несколько офисов – антикварная лавка, торгующая иконами и соцреализмом, холи скин (который у меня всегда ассоциировался с холи смок), и еще пара контор с непонятными вывесками. На последнем этаже был дешевый отель «старая москва» и эзотерический центр «серединный путь». Секта. А в нашем пространстве сдавались кабинеты для психологов. Все было вполне прилично, пристойно.