Виталий Артемьев - Голубоглазый дервиш. Под псевдонимом «Памири»

Летчик помахал мне из кабины, указывая пальцем на цель нашего полета, и минут через десять вертолет запрыгал по неровностям поля и остановился. Это было удивительное место: я словно на машине времени перенесся на несколько веков назад. Вертолет приземлился прямо посреди скошенного поля, а передо мной на фоне белых заснеженных гор живописно расположилась большая средневековая крепость. Толстые глинобитные стены высотой не менее десяти метров, поддерживаемые массивными угловыми башнями, угрожающе смотрящими вдаль узкими бойницами, высокие, обитые ржавыми металлическими листами ворота: все это придавало крепости вид суровый и самобытный. За распахнутыми воротами крепости виднелись саманные стены кишлака. Немного в стороне стояла группа людей в национальных одеждах, с чалмами на головах, на плече каждого висел либо автомат, либо длинноствольная винтовка Бур. Отдельно от них скученно жались друг к другу около десяти молодых мужчин призывного возраста, держа в руках застиранные мешки, очевидно, со снедью, собранной родными в дорогу. Все они были облачены в старые цветные стеганные чапаны, перепоясанные у кого веревкой, у кого обрывком старой ткани.

Редко кому так везет, наверное, как мне – встретить трех учителей за одну жизнь. Видимо, чем-то в прошлой жизни я заслужил у Всевышнего такую благость. Хотя, надо отдать должное и моему тугодумству, не сразу я осознал, какой дар мне был преподнесен свыше.

Скорее всего, это было связано с тем, что волею судьбы мне удалось побывать в нескольких странах Востока: вначале в Монголии, потом в Афганистане, а потом уже побродить по Тибету.

Полет предстоял долгий. Мы вылетели из Кундуза в девять утра и наш путь лежал на юго-восток соседней провинции Тахор в местечко под шипящим названием Ишкамиш. Наступила осень. Вертолет летел в сторону искрящихся на солнце ледяных пиков отрогов Гиндукуша над шахматной доской полей, местами ярко зеленых, местами желтых, разделенных темными полосами высоченных ливанских кедров. Несмотря на середину ноября, погода радовала, воздух прогревался до 20 градусов тепла, напоминая поздний август в средней широте России.

Летчик помахал мне из кабины, указывая пальцем на цель нашего полета, и минут через десять вертолет запрыгал по неровностям поля и остановился. Это было удивительное место: я словно на машине времени перенесся на несколько веков назад. Вертолет приземлился прямо посреди скошенного поля, а передо мной на фоне белых заснеженных гор живописно расположилась большая средневековая крепость. Толстые глинобитные стены высотой не менее десяти метров, поддерживаемые массивными угловыми башнями, угрожающе смотрящими вдаль узкими бойницами, высокие, обитые ржавыми металлическими листами ворота: все это придавало крепости вид суровый и самобытный. За распахнутыми воротами крепости виднелись саманные стены кишлака. Немного в стороне стояла группа людей в национальных одеждах, с чалмами на головах, на плече каждого висел либо автомат, либо длинноствольная винтовка Бур. Отдельно от них скученно жались друг к другу около десяти молодых мужчин призывного возраста, держа в руках застиранные мешки, очевидно, со снедью, собранной родными в дорогу. Все они были облачены в старые цветные стеганные чапаны, перепоясанные у кого веревкой, у кого обрывком старой ткани.

От группы отделился человек, единственный, кто был без оружия, и направился к нам. Он поздоровался со мной на афганский манер, обеими руками, затем с летчиками, и я услышал, что они сказали ему, что я русский переводчик, и сегодня за старшего. На вид ему было лет сорок, невысокого роста, без бороды, в коричневом помятом костюме, на голове каракулевая феска. Он махнул кому-то рукой и, повернувшись ко мне, сказал, что сейчас нас покормят, что призывников набрали десять человек, а за час он управится с документами, и мы можем лететь обратно, и быстрым шагом ушел в сторону крепости.

Нам накрыли стол недалеко от вертолета, принесли вместительную чашку плова, маленькие палочки шашлыка в перемешку с курдючным жиром, свежие, еще горячие лепешки и чай со сладостями. Где-то через час, как и было обещано, появился этот человек с листками документов. Летчики пошли готовить вертолет к взлету. Подойдя ко мне, он улыбнулся какой-то доброй улыбкой и сказал на чистом русском языке без каких-либо признаков акцента:

– Ну, привет. Тебя как зовут?

Сказать, что я опешил, ничего не сказать. Встретить в такой глухомани, в предгорьях Гиндукуша, в сотнях километров от границы человека, который говорил по-русски, как уроженец СССР, выходило за всякие рамки реальности.

– Откуда вы? – оторопело спросил я его, назвав свое имя. Откуда знаете так хорошо русский язык?

– По свету много хожу, – улыбнулся он, уклонившись от ответа. – Но я к тебе с сердечной просьбой: возьми на вертолет почтенного старика, ему очень надо в Кундуз.

Несмотря на инструкцию не брать с собой на борт посторонних, я то ли был обескуражен приветливостью этого человека, то ли на меня подействовал факт того, что он говорил со мной по-русски, я дал добро. Ко мне подвели почтенного старца, на вид ему было лет сто, весь в белом, в белой чалме. Его лицо обрамляла белая седая борода почти до пояса. Одной рукой он держался за видавший виды деревянный посох, отполированный руками и временем, другой – перебирал небольшие светлые четки, составленные из крупных неровных перламутровых бусин. Низким, но удивительно чистым голосом он поблагодарил меня. От него будто исходил свет, настолько благородство облика, голоса и манер сливались в единую гармонию человека, достигшего духовных высот. Летчики, увидев старца, торопливо выпрыгнули из вертолета, чтобы выказать своё почтение и пожать его руку, при этом уважительно приложились к ней губами.

Подошла группа призывников, все под два метра ростом, с деформированными головами, с будто срезанным затылком, в рваных цветных чалмах. В их облике меня что-то первоначально неприятно поразило, и только уже в вертолете я обнаружил причину: у каждого шеи были невероятно раздуты. Отсутствие йода в воде горной местности частенько являлось причиной нарушений работы щитовидной железы и это оказывало негативное влияние на формирование скелета и черепа. Высоченный рост и свирепость облика вкупе с этими раздутыми шеями заставило меня слегка напрячься и покрепче сжать в руках автомат. Я постарался придать себе воинственный и суровый вид. Когда вертолет начал разбег, подпрыгивая на неровностях почвы, весь трясясь под аккомпанемент ревущего на полных оборотах двигателя, призывники вдруг упали на пол, заплакали и запричитали, громко взывая к Аллаху. Вертолет взмыл в воздух, накренившись, потом как-то нехотя выровнялся и стал постепенно набирать высоту. Я ободряюще улыбнулся и, стараясь перекричать гул двигателя, сказал, что все хорошо, долетим благополучно. И на моих глазах произошло волшебное преображение лиц: вместо свирепых дивов и ракшасов из восточных сказок на меня, утирая слезы, смотрели, улыбаясь во весь рот, юные, несмотря на свой рост и свирепый вид, совсем еще мальчишки, никогда не видевшие ни вертолета, ни города. Один из них стал прихлопывать в ладоши, и они все вместе дружно подхватили какую-то песню, слов которой было не разобрать из-за гула двигателя. Старик порылся в своей холщовой сумке и с приветливой улыбкой протянул мне связку нанизанных на нитку чищенных грецких орехов. Жест был настолько искренним, что отказываться было неудобно.