Юлия Беликова - По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере

Логопеды заниматься с ними отказались: «Они же не понимают ничего по-русски…»

А мне кажется, что с ними можно заниматься. Они достаточно смышленые, контактные. Могут повторять звукоподражания.

Часто гуляляем с ними на улице у главного корпуса. Яха нашла товарок из Чечни, лузгает с ними семечки. Иман и Киши полюбили Фросину коляску красного цвета и носятся с ней по всему санаторию: то с пустой, то прям с Фросей. Фрося сначала нервничала, когда угоняли ее карету, но потом плюнула: много других вокруг интересных дел.

У Киши интересы ограничиваются узким кругом: или дайте ему камеру «чик-чик», или коляску «кыш-кыш». Он подходит ко мне с улыбкой до ушей и выжидательно смотрит. У Имашки, правда, интересы те же самые: камера да коляска.

Однажды Яха попросила у меня стиральный порошок, через пять минут приходит расстроенная: «Дай еще. Имашка все высыпала. Избила я ее».

Насыпала. Жалко Имашку.

Частенько болтаем с Яхой за жизнь Она рассказывает о Чечне, о Грозном, о войне. Мне интересно все, что она говорит.

«У нас аборты запрещены, – отвечает она на мой вопрос про рождение большого количества детей у них в семьях, – а если девушка ходит в штанах, ее считают за девушку легкого поведения».

В санатории деток пообследовали, сделали энцефалограмму, подлечили. Мне даже показалось, что у них появились новые звукоподражательные слова. На прощание обмениваемся телефонами.

Через три года спрашиваю Фросю:

– Иман и Киши помнишь?

– Да! У них мама уезжала, они плакали, а мы им давали камеру!

Весна. Мы снова в нашем любимом санатории. На этот раз в дошкольном отделении, хотя Тихон уже первоклассник. Зато Фросе еще четыре, и она прекрасно вписывается в дошкольное отделение, которое занимает весь второй этаж огромного трехэтажного кирпичного корпуса. На первом этаже располагаются всевозможные процедурные кабинеты и актовый зал. На третьем – отделение для школьников.

Надя и ее мама Олеся – наши соседи по палате слева. Олеся – учительница английского языка, очень интересная, интеллигентная, современная мамочка. Наде шесть лет. На вид это обычная, хорошенькая девочка, только уж очень худенькая, с прожилками на висках. Они из Курска.

Как-то разговорились мы с Олесей вечером, сидя на лавочке у палаты. К нам присоседилась Рита, молоденькая блондинка в шелковом розовом халате из Ростова-на-Дону. И Олеся рассказала такую историю:

«Когда я была на шестом месяце беременности, ни с того ни с сего начались роды. Сохранить беременность не смогли. Родилась Надюшка. Ее отправили в реанимацию. Дела шли плохо, Надя не поправлялась, находилась под аппаратами. И вот иду я как-то по городу, вся расстроенная, смотрю – храм стоит. Решила зайти, а там батюшка проповедь говорит. И говорит он как раз о крещении младенцев, что бывают случаи, когда не надо ждать 40-го дня, чтобы окрестить ребенка, в некоторых случаях можно крестить и раньше. И как будто он мне это все говорит. Буквально сразу же приняла решение – крестить дочку. Удалось договориться в реанимации, что придет батюшка. Мы пригласили старенького священника. Взял он нашу Надю на руки – она малюсенькая, в ладошках у него умещается, ее только с аппарата искусственного дыхания сняли, – да как окунет ее в чашу с водой. У нас чуть сердце не выпрыгнуло с мужем, потом еще два раза он ее окунул. И после этого дела пошли на поправку. Выходили мы нашу Надю.

Конечно, в развитии она отстает немного, да и периодически мучают ее головные боли. А так ничего, слава Богу. А потом я мальчиком беременная была и все боялась, как бы на шестом месяце роды не начались, все молилась, но, слава Богу, все обошлось. Дома у Нади братик дожидается нас, два с половиной годика ему».

Рита слушала, слушала и говорит:

«Нет, я вот все-таки не понимаю, за что мне-то такое наказание?!»

Рите всего 23 года. Родила она свою Соню в 16 лет. Соне сейчас семь, и она не ходит, хотя в первой половине дня немного может передвигаться на своих ногах, а после обеда – уже нет, только ползком. Наш восьмилетний Тихон с ней подружился: они часто сидят на лавочке перед Сониной палатой, и он учит играть ее в шахматы.

«Такая красивая девка, и не ходит», – сокрушается Рита.

«А вот что я вам расскажу, девочки, – говорит Олеся. – У нас в Курске есть девочка с ДЦП, ей 13 лет. Ее мама вот так же все ходила и вопрошала: «За что? За что?» И собралась она как-то в Боровский монастырь к старцу Власию. Приехала со своей этой девочкой в инвалидной коляске, вкатила эту коляску в келью к старцу и спрашивает: «За что это мне?!»

А старец посмотрел на них и отвечает: «А за то, что она зачата была у вас в страстную пятницу!»

Боже правый! Кто же из нас в советское время знал о каких-то там пятницах. Да еще и страстных? А ведь духовные законы работают независимо от того, знаем мы о них или нет.

И вот когда мама осознала это все и покаялась на исповеди, девочка пошла на поправку. Даже стала ходить понемногу».

«Да, интересно, – говорит Рита. – Надо и нам к старцу попасть».

«Да, было бы здорово», – отвечает Олеся.

На следующий день нашли мы Марину Александровну, которая организует поездки по святым местам. Спросили, ездили ли они в Боровск, возили ли детей. Она сказала, что как-то они ездили, видели старца, он благословил всех санаторских деток. Решили упросить ее и поехать. Но Ритин муж, который был старше ее на 20 лет, строго запретил выезжать с территории санатория. И вот пособирались мы, пособирались. Я даже звонила в Боровск – уточнить дни, в которые старец принимает. Но так и не собрались.

Не допустил Господь по каким-то причинам.

***

Прошло 8 лет. Списались с Ритой в «Одноклассниках», я спросила, можно ли не изменять её имя в книге. Она вспомнила нашего замечательного книгочея Тихона и обрадовалась. И, в свою очередь, обрадовала нас – Соня стала ходить. Слава Богу! На вопрос, что же ей помогло, Рита ответила: «Сдавали много анализов, прошли много обследований, параллельно ежедневно делали определённый массаж и Су-Джок, каждое утро – велосипед, потом легли в медицинский институт, и там нам прописали витамины, которых требовал организм, а дальше – реабилитация. И, конечно, бесконечная молитва Богу! Без неё никуда!»

По коридору носятся брат и сестра. Я думала, что они близнецы, но оказалось, что Бадрудину восемь лет, а Софии – шесть. На инвалидности только Бадрудин. Как его только не называют здесь: и Барбудин, и Бабудин, и Бордудин. Мамочки нашего коридора единогласно назвали его Адриано Челентано: бегущая, покачивающаяся походка, лысый череп, выразительное лицо, вот только шляпы не хватает.