Евгений Петропавловский - Абхазия. Осенний трип

Вечер плавно перетёк в ночь. Столь же неспешно, как этот южный вечер, струилась навстречу завтрашнему дню наша беседа, разбавленная тёплыми тонами домашнего вина, чачи и гранатового сока. Посильно принимая в ней участие, я любовался с высоты огнями города, дугой обрамлявшими море и тянувшимися вдаль до самого маяка. Полнилась огнями и небесная ширь. Словно два мира играли в гляделки: нижний был много ярче, и казалось, что победа скоро будет за ним – но у верхнего мира в запасе была целая вечность.

Те же самые звёзды взирали на песчано-галечные берега Сухумской бухты, когда здесь жили древние колхи; и когда, словно яростная лавина, ринулись сюда через перевалы конные полчища киммерийцев, сметая с лица земли города и селения Колхиды. А следом за киммерийцами явились скифы: предавая огню и мечу всё живое, их орды перехлестнули через Кавказ и затопили Малую Азию. Звёзды видели, как в бухту приплыли биремы и триеры из Милета, и посланцы далёкой Эллады вышли на берег, чтобы возвести на горных склонах каменные стены греческого полиса – Диоскуриады. Они же наблюдали за тем, как город постепенно приходил в упадок в окружении варваров, коим, по словам Страбона, горные потоки приносили золото, и варвары ловили его решетами и косматыми шкурами – отсюда возник миф о золотом руне… После Митридатовых войн город окончательно оскудел и зачах, но спустя недолгое время ромеи возродили его под новым именем – Себастополис. Перейдя под византийское владение, он был разрушен арабами – и снова отстроился под названием Цхуми, сделавшись центром абхазского царства. Огни его окон веками безмятежно светились над берегами Сухумской бухты, а затем приходили очередные завоеватели, и мирные жилища занимались огнями пожарищ, чтобы превратиться в безжизненные руины. Город умирал и возрождался, а звёзды взирали на это, и ничто не менялось в горнем мире.

Так ничто не изменилось наверху и когда мы наконец встали из-за стола и разошлись по своим комнатам. Разве только вращение небесных сфер слегка ускорилось, да пол изрядно покачивался под ногами. Но это пустяки, у моряков под ногами палубу качает месяцами, а им хоть бы хны; главное – ноги расставлять пошире, чтобы не потерять равновесие…

***

Впрочем, если держаться в правдивом ключе, то не все одновременно улеглись спать. От стола до своих постелей поначалу добрались только Амра и Вера с Толиком. А мы с Андреем решили спуститься на первый этаж, дабы на кухне продолжить построение планов и умозрительных маршрутов, а также предаться разнообразным воспоминаниям о будущем.

Между разговором Андрей, указав на одну из стоявших под столом двадцатилитровых бутылей, сказал:

– А здесь у меня чача восьмидесятичетырёхградусная. Хочешь попробовать?

– Ну, в студенческие годы я медицинский спирт пивал: правда, потом першило в горле, – засомневался я. Затем решительно махнул рукой:

– Эх, была не была. Наливай.

Это оказалось весьма сурово. И я ограничился одной рюмкой, дабы вечер не закатился в окончательную темноту и брызги белой горячки.

Далее мы дегустировали другие сорта, помягче нравом. Закусывали неподражаемыми соленьями, коих Вера привезла целое ведро в багажнике «Доджа».

Единственное, что вносило диссонанс в степенную беседу двух уважаемых мужей, это периодические визиты на кухню Амры, Веры и Толика – каждый раз в наш адрес звучало примерно одно и то же:

– Ну вы и расшумелись, вас даже на втором этаже слышно. Укладывайтесь, хватит полуночничать, не то завтра не проснётесь!

Мы обещали уменьшить накал своих умопостроений и разойтись спать минут через десять-пятнадцать. А затем возвращались к прерванной беседе. Время текло благостно и ларго; порой казалось, что оно вообще остановилось. И это являлось несомненно положительным симптомом, ибо всё, что важно, не бывает скоро, а всё, что скоро – только суета; по крайней мере, так утверждал Хань Сян-цзы, один из восьми бессмертных из даосского пантеона.

– Ничего, дождёмся, пока все уснут покрепче, и можем сидеть до четырёх утра, – заверил меня Андрей, когда в очередной раз нас оставили в покое.

– Почему до четырёх? – не понял я.

– А с четырёх здесь отключают свет.

– Ого, ну и порядки. Это как у нас было в девяностые годы: система «Веер».

– Именно. Хорошо ещё, что наш район отрубают с четырёх до семи утра. А представь, каково тем, кому приходится сидеть без света вечером.

– Странно. Я думал, для Абхазии мощностей Ингури-ГЭС – выше крыши.

– Так ведь половину электричества забирает Грузия.

– Ну и что ж. И половины должно бы хватать. Здесь же никакой промышленности толком не осталось. Одни курортные услуги, да и тех, наверное, кот наплакал.

– В том-то и дело. У большинства людей нет работы. За электричество никто не платит.

– А судебные исполнители на что?

– Ну как ты всю страну разом под суд отдашь? Говорю же: абсолютно никто не платит.

– Ага, понятно. Это как в Белграде: там в городских трамваях и автобусах тоже все ездят зайцами. И контролёры не штрафуют никого, кроме иностранцев… Нам, правда, когда узнавали, что мы русские, тоже разрешали ездить бесплатно.

– Вот и здесь примерно так же. А вместе с тем почти в каждом доме майнят биткоины – вот электричества и не хватает.

– Нда-а-а, сразу видно: наш здесь народ, на крепкой халявной закваске – его ничем не перешибёшь. Ну надо же: биткоины! Додумались ведь!

– Так других заработков в Абхазии всё равно нет, людям некуда деваться.

…После того как сверху снова спустилась заспанная Амра – сделала нам выговор и ретировалась в свою комнату, недовольно гупая копытцами по деревянной лестнице, – Андрей предложил:

– Давай возьмём бутылку и рюмки – и уйдём ко мне в сад, а то нам здесь спокойно выпить не дадут.

– В сад? – озадачился я.

– Как, я тебе ещё не показывал свой сад? – удивился он. – Так идём, покажу!

И мы покинули кухню…

О, на это действительно стоило посмотреть!

Сад раскинулся за домом. Точнее, не раскинулся, а в лучших средиземноморских традициях распластался на горе, террасами взбираясь по её склону. Каждую террасу подпирала бетонная городьба, чтобы земля не сползала вниз. Бетон был серый, замшелый – как минимум полувековой давности. На покрытых росистой травой террасах росли кустарники и молодые деревья. Среди которых сразу принялся рыскать Андрей, с хозяйственным видом приговаривая:

– Сейчас нарвём какой-нибудь закуски…

Я осторожно (опасаясь оступиться и, сверзившись вниз, катиться, перепрыгивая с террасы на террасу – через все соседские сады-огороды – до самого моря) следовал за ним. Он запустил руку в недра какого-то дерева и извлёк оттуда полную жменю красных ягод. Несколько секунд задумчиво смотрел на них, а затем спросил: