Вадим Дёмин - Ангола: Путешествие во времени. Часть четвертая

3. Физическая неспособность.

Тут церковь тоже зажала все возможности развода.

Под физической неспособностью понималась исключительно импотенция или анатомические дефекты гениталий.

Такие вещи, как паралич или заболевание проказой в качестве препятствий для сексуальной жизни не рассматривались.

Самое же главное состояло в том, что неспособность должна была иметься на момент вступления в брак, а обращаться за разводом можно было не менее, чем через три года после заключения брака. И так—то врачу сложно объективно понять, кто является импотентом (при условии, что сведения, сообщаемые пациентом, не принимаются во внимание). Узнать же при осмотре, был ли человек импотентом три года назад, и вовсе невозможно.

Как легко догадаться, свидетельства лечащих врачей, долговременно наблюдавших истцов, не принимались во внимание. Факт импотенции три года назад должен был установить государственный врач, ранее не видавший истца в глаза. Разумеется, этот развод доставался весьма и весьма немногим.

4. Прелюбодеяние.

Казалось бы, тут уж отказать в разводе супругам, желающим развестись, вовсе невозможно. Один притворится, что оскорблен прелюбодеянием и желает развестись, другой притворится и скажет, что совершил прелюбодеяние. Нет, не тут—то было! Собственные показания прелюбодеев не имели для церковного суда никакого значения. Нужны были два свидетеля. Не свидетели каких—то близких отношений. А свидетели полового акта. И не свидетели типа «видел, как они лежали под одеялом и быстро двигались», а свидетели типа «я своими глазами видел, как он (извините за прямоту – прим. авт.) засунул свой член в ее влагалище». И два свидетеля должны были видеть один половой акт, а не разные. А это означало, что свидетели должны были оба чуть ли не сидеть рядом с кроватью, на которй и происходило это действие. Вот почему сложно было получить показания такого рода. Некоторые разводящиеся, не знакомые с процедурой развода, даже предлагали (безуспешно) членам консисторий самим сходить с ними в бордель и лично засвидетельствовать процесс прелюбодеяния.

Но на деле разводы по прелюбодеянию оказались тем видом разводов, где деньги смогло победить зло. Удивительным образом свидетели находились, а члены консисторий и Синода оказывались убежденными в правдивости их показаний. В 1910-х годах количество разводов по прелюбодеянию достигло 3—3,5 тысяч в год и быстро увеличивалось.

Процедура развода.

Поскольку реально развод давался только по прелюбодеянию, его мы и описываем.

Желающие развестись подавали заявление в консисторию, которая присылала им священника для увещевания . Когда увещевание предсказуемо не срабатывало, начинались слушания. Являлись обе стороны и так называемые «лжесвидетели при духовной консистории».

Псевдопотерпевшая сторона (по этике того времени, условным прелюбодеем должен был выступать муж, а потерпевшей жена) рассказывала о том, как она жестко страдает и не может жить с негодяем больше.

Псевдопрелюбодей соглашался с обвинениями, но замечал, что он не намерен исправляться и будет прелюбодействовать и далее.

Потом выступали лжесвидетели. Это были люди, с которыми раз за разом происходило одно и то же неприятное происшествие: они шли к гости к знакомому, который жил в гостинице, но по ошибке путали номер и заходили в другую комнату. И там они видели такое!

Почтенные протоиереи задавали уточняющие вопросы: «видели ли вы, где находился детородный орган господина N?» и тому подобное. Свидетели уверенно отвечали в нужном для дела ключе. Консистория убеждалась в правдивости показаний свидетелей, тем более что эти злосчастные путаники видели подобное уже не в первый раз. Никаких реальных сведений (супруги много лет живут раздельно и на самом деле имеют другие семьи и т.п.) сообщать не требовалось.

Постановление консистории поступало на утверждение архиерею, который всегда очень легко с ним соглашался, не замечая ничего странного в обстоятельствах происшествия.

Потом дело в ревизионном порядке рассматривалось Святейшим Синодом. Синод заседал около 30—40 раз в году, и две трети каждого заседания уходило на то, что секретарь быстро и неразборчиво зачитывал собранию архиереев приговоры консисторий, то есть дичайшую «порнуху», в которой подробно описывалось, что, кто, кому и куда засовывал. Оставшаяся треть заседания посвящалась вопросам церковного управления.

Сколько это стоило?

Несложно догадаться, что такие чудеса происходили не бесплатно. Развод обходился в 3—5 тысяч рублей – то есть в три годовых жалованья рядового врача или гимназического учителя. На 3,5 тысячи разводов в год разводящими расходовалось 10—15 миллионов рублей, а вся годовая государственная субсидия церкви составляла 40 миллионов.

Кому шли эти деньги? Вопрос сложный. Понятно, что свою долю получали адвокаты, лжесвидетели и чиновники консисторий (это были открыто коррумпированные люди, неизменно ненавидимые рядовым духовенством и публикой). Получали ли деньги члены консисторий, епархиальные архиереи и члены Синода? Понять сложно.

Кто брал и кто не брал денег – архиереи, протоиереи епархиальных консисторий, обер—прокуроры или еще кто – сказать точно за давностью лет нельзя.

Скандалы, связанные с разводами.

В начале века непрерывно происходили громкие скандалы, связанные с разводами и женитьбой на разведенных в высшем обществе.

Премьер—министр Витте дважды женился на разведенных, выкупая их у мужей за большие деньги, для чего ему приходилось влезать в долги.

Великий князь Михаил, брат царя, практически насильно отобрал жену у офицера своего полка (при этом для нее это был уже второй брак после развода). Царь рассердился на брата, тот попал в некоторую опалу, но потом все помирились, и жене Михаила Александровича даже дали титул графини Брасовой.

Самый же громкий скандал произошел с военным министром Сухомлиновым. Он вознамерился жениться на некоей г—же Бутович, муж который не желал развода. Жена, тем не менее, подала на развод, что было глубоко не по правилам игры. Но политическое влияние превозмогло всё – Синод стал рассматривать дело в отсутствие истца и при отрицании им факта прелюбодеяния, чего ранее не случалось.

Бутовича обвиняли в прелюбодеянии с француженкой—служанкой, свидетели давали показания в обычном режиме. И тут Бутович сделал сильный ход – от француженки, к тому моменту уехавшей во Францию, пришло официальное медицинское свидетельство, что она девственница. Синод, находившийся под политическим давлением, ответил не менее сильным ходом – просто потерял эту бумагу и окончил разводное дело при протестах Бутовича, имевшего на руках расписку о получении Синодом справки. Бутовича оклеветали? Историки нашли письмо от синодского чиновника к Бутовичу, где сказано (дословно – прим. авт.): «теперь с бумагами всё в порядке, смело употребляйте вашу подругу хоть в п…у, хоть в ж…у». Думаю, что это письмо исчерпывающе характеризует достигнутый к тому моменту уровень государственно—церковного управления.