Жюль Верн - Цезарь Каскабель

Каждую пятницу происходили какие-то обряды. В пятницу 29 февраля 1868 года, — год был високосный, — предполагалась торжественная процессия всех верующих.

Накануне вечером, ложась спать, Каскабель сказал:

— Завтра надо нам всем отправиться с нашим другом Чу-Чуком на церемонию в Ворспюк.

— Как?.. Ты хочешь, Цезарь?.. — начала было Корнелия.

— Да, я так хочу!

Что означало такое категорическое заявление? Неужели Каскабель думал умилостивить повелителя архипелага, приняв участие в его языческих обрядах? Конечно, возможно, что Чу-Чук смягчится, увидав, что пленники воздают почести его Богам. Но вряд ли думает Каскабель путем хотя бы и притворного вероотступничества и поклонения идолам склонить к милости его туземное величество!..

Как бы то ни было, а на другой день, на заре, все племя уже было на ногах. Погода стояла прекрасная, мороз не выше десяти градусов. День сильно прибавился, так что светло было в продолжение четырех-пяти часов, хотя солнце все еще было за горизонтом.

Все жители высыпали из своих землянок. Мужчины, женщины, дети, старики и подростки — все нарядились в свои лучшие одежды, мехом вверх. Тут была целая выставка мехов — черных, белых, бурых и рыжих! У некоторых одежды были вышиты поддельным жемчугом или цветными узорами. Резные украшения из моржовых клыков висели в ушах и ноздрях.

Но этого некоторым членам племени показалось недостаточно, и они разукрасились еще кое-какими предметами, украденными в «Красотке», не говоря уж о покрытых мишурой и разными побрякушками костюмах циркачей, которые они на себя нацепили. Тут пошли в ход клоунские колпаки, каски и шлемы. У одних сбоку болтались кольца, которыми, бывало, жонглировал Жан, у других к поясу были привязаны шары и гири. А сам Чу-Чук торжественно нацепил себе на грудь большой барометр, точно какой-нибудь новый орден.

Все украденные инструменты участвовали в концерте.

Что за какофония получилась, — можно было с ума сойти!

Корнелия приходила в ярость от оглушительной музыки. С удовольствием бы освистали все они этих «артистов», играющих «как тюлени», по выражению Гвоздика.

И вдруг — даже глазам не верилось! — вдруг Каскабель мило улыбается этим кривлякам, аплодирует им, кричит «Браво! браво!» и повторяет:

— Эти милые люди наделены удивительными способностями к музыке. Если только они захотят получить ангажемент в моей труппе, я гарантирую им громадный успех на ярмарке в Перми, а затем и в Сен-Клу.

Тем временем кортеж направился по деревне к священному месту, где Боги ожидали поклонения верующих. Во главе шел Чу-Чук, непосредственно за ним шли Сергей Васильевич и Каскабель. За ним вся семья, оба русских матроса и, наконец, все туземное население Туркова.

Процессия остановилась перед пещерой, в глубине которой стояли идолы, расписанные заново и задрапированные великолепными мехами.

Чу-Чук вошел в Ворспюк с поднятыми кверху руками и, троекратно наклонив голову, опустился на корточки на разложенные оленьи кожи.

Сергей Васильевич и его спутники последовали его примеру, а за ними то же сделали и все остальные.

Как только все смолкло, Чу-Чук начал читать нараспев, тоном английского проповедника, нечто вроде молитвы к своим Богам.

Вдруг ему ответил голос — да, могучий голос, который слышно было в самых далеких уголках грота.

О, чудо! Голос этот выходил из клюва одного из богов с правой стороны. Вот что он изрек на довольно отчетливом русском языке:

— Иностранцы, которые пришли с востока, священны. Зачем ты их задерживаешь?

Услыхав эти слова, все присутствующие оторопели.

В первый раз Боги Новой Сибири начали говорить со своими поклонниками!

Тогда заговорил другой Бог, с левой стороны, и голос его звучал гневно:

— Я приказываю тебе отпустить этих пленников! Твой народ должен почитать их и отдать им все вещи, которые были у них взяты! Я приказываю облегчить им возвращение на сибирский берег!

Теперь всех охватило уже не удивление, а ужас. Чу-Чук приподнялся на коленях, и вытаращенные глаза, разинутый рот, растопыренные пальцы говорили о его полном изумлении. Туземцы не знали с перепугу, что им делать — не то упасть ниц, не то бежать без оглядки.

Наконец заговорил третий Бог, средний. Голос его был ужасен, полон гнева и угроз. Точно гром гремел под сводами пещеры:

— Если ты не сделаешь этого в тот самый день, как пожелают эти священные люди, то тебя и твое племя возьмут и унесут черти!

На этот раз царек и его подданные не выдержали. Они свалились на землю, а Каскабель, протянув руки к идолам, благодарил их за божественное вмешательство.

Что же касается его спутников, то они держались за бока, боясь разразиться взрывом смеха.

Дар чревовещания помог несравненному артисту сыграть эту комедию с «почтенным» Чу-Чуком.

Выдумка Цезаря Каскабеля была проста по замыслу, но действие ее на суеверных туземцев было поразительно.

«Эти люди священны!.. Зачем Чу-Чук их задержал?.. О!.. Он отпустит их в ту самую минуту, как они этого пожелают, и туземцы должны относиться к ним с полным почтением, потому что этим путешественникам покровительствует само небо!»

Ортик и Киршев, не знавшие о талантах Каскабеля, не могли скрыть своего глубокого изумления. Гвоздик же в восторге повторял:

— Ну что за умница мой патрон!.. Какой ум!.. Какой человек!.. Если только…

— Если только он сам не какое-нибудь божество! — прервала его Корнелия.

Шутка была сыграна и имела громадный успех благодаря тому, что племена, населяющие Новую Сибирь, невероятно суеверны. Каскабель это заметил, и вот у него родилась блестящая мысль пустить в ход свой талант чревовещателя для спасения своих близких.

Разумеется, путешественников отвели из храма к лагерю с положенными священным людям почестями. Чу-Чук рассыпался в поклонах и разных комплиментах, причем видно было, что он действительно напуган до последней степени. Кажется, еще немного, — и он склонился бы перед семейством Каскабель в немом обожании, как перед своими идолами.

Невежественное население деревни Турково не могло догадаться, что оно сделалось игрушкой мистификатора. Не было никакого сомнения в том, что заговорили ворспюкские Божества. Приказания вылетали прямо из клювов немых до сих пор идолов, причем Боги говорили по-русски. Да к тому же были и еще признаки того, что эти люди священны. Разве птица их не говорит? Ведь все туземцы восхищались ею. А раз птица заговорила, то почему бы не заговорить и Богам с птичьими головами?