Александр Харитановский - Человек с Железным оленем

Глеб, делая заявку на велосипед, просил, чтобы ему выслали и специальное дорожное оборудование, даже миниатюрную радиостанцию. Но из «специального» прибыли только три счетчика оборотов колеса – циклометры, масляные цветные фонари, две запасные цепи, две пары скатов, педальная ось и педали – вот и все.

Пришлось заняться кустарным дооборудованием. Глеб собрал кое-какой инструмент, сшил из толстой кожи емкие багажники. Кроме того, взял с собой фотоаппарат «кодак», бинокль, шерстяные рейтузы, несколько пар трусов, носки, майки и полотенца, носовые платки. И конечно, неприкосновенный запас пищи – семь пачек прессованных галет плюс килограмм шоколада. С боков сиденья прикрепил запасные скаты. Загруженный полностью велосипед весил 80 килограммов, такой же вес и у спортсмена.

Составил схему похода вокруг страны. Первый этап – пересечь вдоль Камчатку. Это еще являлось и генеральной проверкой себя и велосипеда.

– Из Петропавловска направляйтесь в долину реки Камчатки, а там – до ее устья, – посоветовал Новрграбленов, когда Глеб зашел за картой. – Река течет почти по центру полуострова, длина ее семьсот километров. Возможно, на этом и остановитесь…

– Вряд ли, – улыбнулся Глеб.

– Желаю удачи! – краевед протянул ему крупномасштабную карту полуострова.

Каменным массивным узлом перевязаны начальные ветви Срединного и Восточного хребтов. Между ними широкая долина реки Камчатки. Когда еще никто в Европе не знал о существовании полуострова, эта река уже значилась на Большом чертеже Сибири, составленном в 1667 году тобольским воеводой Петром Годуновым. И получалось так, что текла она на материке по соседству с Амуром…

Глеб вошел в лес. Теплынь! Тихо, пахнет грибами. Август – лучший месяц на Камчатке, где времена года передвинуты на три-четыре недели назад. Деревья – каменные березы рассыпаны, как в парке, поодиночке. Нет, это не привычные милые березки. И мощный, закаленный холодными ветрами ствол с толстой бронзовой корой, и отсутствие плакучести у кроны, и своеобразное направление роста – вершиной по ветру – все приспособлено к борьбе с неласковым климатом. Век же камчатской березы – 500 лет!

Если смотреть со стороны на березовое редколесье, разбежавшееся по склонам сопок, то оно как атака кряжистых ополченцев. Втянув кроны в широкие плечи, цепляясь корявыми мускулистыми корнями за каждую пядь плодоносной земли, растекаясь поверх вечной мерзлоты, деревья широким шагом наступают вперед вверх. И веришь, что пробьются эти северные гренадеры!..

Березовые массивы, перемешанные с подлеском из ивняка и карликовой рябины, уходили с одной стороны к морю и к гряде курившихся вулканов – с другой. Красно-оранжевые вершины голых сопок, обложенные по лощинам длинными лучами ледников, сияющая вдали синь океана и удивительно яркое солнце над головой – все неповторимо, прекрасно, величественно…

Дорога пролегла вдоль телеграфной линии. В 1910 году почтово-телеграфное ведомство, сооружая линию связи с восточного побережья полуострова на западное, проложило от Петропавловска до села Большерецка дорогу протяженностью в двести километров. На нее и намеревался попасть Глеб.

Кое-где на колею выбегал отчаянный куст красной смородины или жимолости – камчатской «вишни». Тогда Глеб, не останавливаясь, только протянув руку, захватывал гроздья спелых сочных ягод и набивал ими рот.

За холмами открылась дельта речки Авачи. Тундра стала топкой. Но дорога, благоразумно нырнув в сторону вулканов, снова посуху заюлила меж камней. На другом берегу Авачи село Елизово. Село большое, дома как в Петропавловске, крытые тесом, корьем и железом. Елизово будто вымерло. Все – и малые, и старые, и даже собаки – на реке: лосось шел на нерест. Страдная пора! Рыбу заготавливали впрок, на всю зиму. Глеб подъехал к нехитрой плотине из кольев, жердей и хвороста. Возле нее на батах – лодках-долбленках – работали рыбаки. В плотине – ее называют запор – несколько проходов. По ним рыба попадала в небольшие огороженные решетками участки. А отсюда ее крючьями выкидывали в лодки.

Над рекой шум, смех. Это вовсе не тихая рыбалка на среднерусской речке. Тут азарт! Парни подгоняли к берегу баты, полные шевелящейся живой рыбы. Женщины обезглавливали лососей, распластывали и вывешивали сушить. По всему берегу протянулись школьники – навесы с жердями в несколько рядов.

Икрометание лососей происходит один раз в жизни и обязательно в реках или озерах. Мальки подрастут и уходят в океан, чтобы возвратиться в свою колыбель уже взрослыми рыбами. Вымечут икру и погибнут. Глеб видел их, потерявших силу, избитых о бесчисленные камни, с изменившимися уродливыми телами, но все еще стремившихся к верховьям реки, чтобы дать жизнь потомству…

Частушка, которую пропели звонкие голоса женщин, перебила размышления Глеба. Он знал, что мурками называют приезжих с материка. В Елизове жили потомки русских казаков-землепроходцев. Обличьем они не отличались от коренного населения – ительменов: это результат смешанных браков. И хозяйство смешанное – рыба, соболь, крошечные огороды. О русской славянской старине села, которое раньше называлось Старый острог, свидетельствуют редкие ныне имена: Ксенофонт, Клион, Ион, Венедикт, Канон… А от казацкого звания тут остались лишь красные околышки у фуражек. Речь русская, но с путаницей в шипящих, которые больше произносят как «с» и «ц».

Глеб расспросил рыбаков, как держаться, чтобы пройти на перевал Начикинский косогор.

…С юга вздымаются лесистые сопки, с севера, будто крепостная стена, – Ганалы, Ганальский хребет, увенчанный гранитными пиками, по-здешнему востряками, стеной падает в долину. В обход по западным отрогам с незапамятных времен проложена тропа. На нее-то и хотелось попасть Глебу.

Дорога все уже и уже. В тени, в низинах, – застоявшиеся лужи, на солнцепеках – пыль. Возле небольшого селения Коряки она круто повернула налево, на запад, и запетляла по падям. Сверху из-за темно-зеленого бархата растительности они кажутся бездонными.

Сильный ветер. Секрет прост: через ущелье свободный проход с Охотского моря к Тихому океану. Геологическая «труба»!

Прошло три дня, как велосипедист покинул город. Возле крутой сопки он заметил парящее марево. Оказывается, там били горячие ключи. Возле них балаган и углубление наподобие ванны. Вероятно, занеможивший охотник приходил лечиться. Километров через тридцать опять ключи. Подземные воды тут смешивались с речными, и Глеб блаженствовал, улегшись на пороге, где встречались течения. Живительная вода: встал, будто заново родился! Усталость как рукой сняло. Ключи на карте назывались Малкинскими.