Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Неужели подходим к Охотску? – и протянувшаяся вверх рука легла на его волосы. Покрывая бледные холод­ные руки поцелуями, он старался согреть их, а она шептала, что не больна, а просто обессилела, и улыбнулась.

– Увидишь!

И Катя сдержала слово: через три дня на палубе люби­мого мужем «Байкала», легко опираясь на его руку, она хлопотала о том, как удобнее устроить прибывших на нем сюда жен пяти казаков, и следила за погрузкой случайно приобретенной в Охотске полной обстановки спальни, столо­вой и даже будуара, не хватало только клавикордов, без ко­торых будет трудно записывать песни. Впрочем, было не до них: из Аяна не прибыл навстречу кораблю «Охотск». Он должен был доставить из Аяна в Петровское снаряжение для экспедиции и товары Российско-Американской компании для торговли и сближения с туземцами. Отсутствие «Охотска» тревожило. Невельской нервничал и снова раскаивался, что слишком рано бросил на произвол судьбы Дмитрия Ивано­вича Орлова.

Тревога росла. «Охотска» ее оказалось и в Аяне... Здесь распространились слухи, что Петровское зимовье разграбле­но, а люди убиты. Приходилось причислять к жертвам ограбления гиляков и «Охотск». Катя почему-то почувствовала се­бя виновницей всех этих несчастий, притихла и молча сидела в углу, прислушиваясь к гаданиям мужчин о злой участи неутомимого Орлова со всем семейством, людей только что открытого российского Николаевского поста, с трудом создан­ного Петровского зимовья и бесследно исчезнувшего корабля.

В Аяне было шумно и тесно, но не весело. Неприступный и молчаливый доктор Орлов, робевший перед Катей приказ­чик компании Березин, застенчивый штурман Воронин, топограф Штегер, безусый двадцатилетний лейтенант Бошняк, солдаты и казаки экспедиции с женами и детишками... Тщет­но пыталась Катя разговорить мрачного доктора, вытянуть из него какие-нибудь предположения и планы о его будущей работе среди туземного населения.

– Не трудись, – смеялся Невельской, – он вроде камен­ного пограничного столба, выдуманного Миддендорфом: ни­чего не говорит. Займись остальными.

На Бошняка доктор поглядывал недружелюбно и косо:

– Петербургский, едва вылупившийся из яйца цыпленок!

Недоверчиво поглядывал на Бошняка и Невельской.

Решили обойтись как-нибудь без «Охотска».

Стоявший на якоре компанейский барк «Шелихов» помог кое-как разместиться по-новому и погрузить все годовое снаб­жение и компанейские товары. Невельской стал пригляды­ваться к новым подчиненным.

В непроницаемом тумане гремели невидимые цепи, хлю­пала вода, откашливались и топали по звонкому настилу палубы невидимые люди. «Байкал» и «Шелихов» становились на якорь. Из предосторожности решили пока не давать о себе знать на берег. Разгадку исчезновения «Охотска» и мертвого молчания Петровского поселения откладывали до утра.

Плотный утренний туман по-прежнему не позволял осмот­реться и определить, где именно находятся корабли, а про­глоченный туманом пушечный выстрел, не подхваченный обычным звонким эхом, казался зловещим предзнаменова­нием. К полудню потянул холодный ветерок, туман поредел, но только стали подтягиваться шаг за шагом к берегу, чтобы предпринять рекогносцировку, как налетевший шквал поднял «Шелихова» и бросил на мель. Недобросовестно, кое-как ско­лоченный в Америке корабль тотчас потерял всю носовую обшивку и, раскачиваемый боковой волной, тут же стал тонуть.

Еще один выстрел разорвал тишину, но ответа по-преж­нему не последовало. С «Байкала» и «Шелихова» торопливо спускали шлюпки: надо было спасать сбившихся в кучу лю­дей, с ужасом взиравших, как вода подступала к самой палу­бе. Женщины молились, держа на руках ребят, и взывали о помощи. К берегу, к воде, спешили и махали руками какие-то звероподобные люди. Успокоительные слова моряков не действовали, «Байкал», не рискуя собой, не смог подойти поближе... Через минуту и он очутился на мели. Ветер креп­чал, а перехлестывающие через палубу волны слизывали с нее и сбрасывали в воду сложенный под брезентами скарб...

Нелепо и медленно переваливаясь тонкими кривыми нож­ками с резными спинками, плыли стулья, кресла, нырял по­чему-то одним боком диван, из раскрывавшихся и снова захлопывавшихся дверок сыпались в воду безделушки, флако­ны, портреты в рамках, белье, показывали мокрые блестящие спины свернутые ковры и тут же тонули...

Застывшими, непонимающими глазами смотрела Катя на гибель своей мечты устроить здесь, в лесах и болотах, куль­турный уголок... Потом как-то внезапно очнулась, встряхнула головой, поманила поближе к себе сгрудившихся неподалеку женщин и неожиданно спокойно сказала:

– Не бойтесь, я без вас, дорогие мои, не сойду! Сейчас подадут нам шлюпки.

Подбежавшие женщины обступили ее, обнимали колени, умоляли спасти детей.

– Я не сойду! – вскрикнула она в ответ офицерам, требо­вавшим сесть в шлюпку. – Вот! – и повелительным жестом она указала на женщин...

Смешавшиеся от неожиданного отпора офицеры повер­нули назад.

Погрузка людей с «Шелихова» на «Байкал» шла успешно, но волны работали над разрушением «Шелихова» еще успеш­нее: страшно было за судьбу годового продовольствия экспе­диции...

– Ваша супруга сходить не хочет! – доложил Невель­скому капитан «Шелихова» Мацкевич.

– Что-о! – заорал тот, как ужаленный, и, не прерывая распоряжений, приказал: – Возьмите силой!

Через минуту барахтавшаяся в сильных руках и оскорб­ленная насилием Катя была брошена в лодку. Она задыха­лась от негодования, но скоро успокоилась, когда увидела спасенных женщин, теперь дрожавших уже за судьбу остав­шихся на «Шелихове» мужей...

– Мой муж тоже там, вместе со всеми! – успокаивала Катя плачущих. – Там не опасно.

Люди на берегу оказались гиляками, соседями Петров­ского, до которого не дошли десяток верст.

Барк разгружали несколько дней. Значительная часть за­пасов погибла...

На Петровской кошке все оказалось благополучно – Ор­лов просто не слыхал выстрела. На якорях на рейде, стоял русский корвет «Оливуца», командир которого Сущев бросил тотчас на спасение «Шелихова» весь свой экипаж...

Изогнувшаяся длинной дугой, нырнула в море песчаная унылая кошка. Три бревенчатых домика для нескольких де­сятков человек команды, офицеров и семьи Орлова. Ни кус­тика кругом, ни травинки. Кошку резко отрезала от осталь­ного мира плотная стена угрюмого и безмолвного векового леса.

– И это все?

Катя присела на невыкорчеванный мокрый пень, сгорби­лась и поникла головой. Минут через десять, однако, спра­вившись с собой, сосредоточенная, прямая, высокая и величественно красивая, она прошла в казарму устраивать семей­ных. Не выплакавшие всех слез женщины продолжали всхлипывать, уткнувшись носами в уцелевшие подушки, те­перь уже о погибших в море кастрюльках и сковородках. Некормленые ребята пищали.