Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

В конце апреля команды английского пятидесятипушечного фрегата «Президент» и французского шестидесятипушечного «Ля Форт» во главе со своими адмиралами с любопытством наблюдали в перуанском порту Каллао за спешным уходом русского одинокого сорокапушечного фрегата «Ав­рора».

Еще накануне успевшие подружиться офицеры всех трех кораблей посещали друг друга, вместе бродили по городку – и вдруг... Уж не получили ли русские сведений об объявлении дойны? Надо, видимо, гнаться за «Авророй» или хотя бы проследить, куда она ушла!

Прошло десять дней. И вот известие о том, что война в Европе идет уже больше двух месяцев! Известие прекра­тило колебания, но сборы растянулись еще на десять дней. Выступили. Куда же направить путь? Конечно, прежде всего к Сандвичевым островам, к этому тихоокеанскому перекрест­ку морских путей, – там можно узнать последние новости и решить.

Действительно, здесь ожидала союзников новость: стояв­ший на якоре русский фрегат «Диана» несколько дней тому назад ушел в неизвестном направлении...

Неприятно... Гнаться за ним? Поздновато, не нагонишь. Зато оба корабля можно надеяться почти наверное застать в Петропавловске, так как ведь деваться им больше некуда! Там, конечно, укрылась вся русская эскадра! Об Амуре и не подумали – закрыт.

Англо-французская армада осторожно приблизилась к Авачинской губе и выслала на разведку пароход с возглав­лявшим разведку самим английским адмиралом Прейсом на борту.

Адмирал Прейс слыл старым морским волком. Припрятав английский флаг, он поднял американский, осторожно вошел в бухту и осмотрелся.

Да, англо-французы не ошиблись: здесь спокойно стояли выскользнувшие из рук «Аврора» и «Диаиа». Но где же остальные? Где до отказа нагруженные драгоценными алеут­скими мехами корабли Российско-Американской компании?

Прейс был разочарован и смущен. Но в еще большее сму­щение его привели жерла пушек на нескольких батареях: «Когда же эти черти успели соорудить батарею? Откуда столько орудий?» Опытный глаз адмирала по достоинству оценил проделанную работу и расстановку батарей. Прейс быстро сообразил, что пушки сняты с бортов «Авроры» и «Дианы», и, заметив приближавшееся сторожевое судно русских, приказал дать пароходу задний ход...

В американский флаг никто из защитников Петропавловска не поверил. На следующий день, однако, ожидаемая ата­ка не осуществилась. Прейс застрелился, предоставив расхлебывать заваренную кашу остальным, так как на совете еще накануне вечером он твердо поддерживал предложение участвовавших – атаковать.

Растерянность и похороны, тревожные сведения, получен­ные от рабочих-американцев о том, что русская эскадра со­бирается в Петропавловск с большими войсками, – все это заставило с атакой более не медлить: она состоялась через три дня...

Крохотный отряд русских защитников, воодушевленных решением умереть, но не сдаваться, использовал свое преимущество – знание местности – и на выбор расстреливал участников французского десанта, а затем, прижавши французов штыковой атакой к отвесной стене обрывающейся здесь горы, опрокинул их. Французы бросались вниз и сотнями гибли у подножья утеса. Тем временем русские батареи гро­мили растерявшиеся и приближавшиеся на выстрел англий­ские и французские корабли. Беглый ружейный огонь бес­пощадно косил спешивших к лодкам и сгрудившихся около них людей.

Сильно подбитые метким артиллерийским огнем и накре­нившиеся на борт фрегаты – английский «Президент» и французский «Ля Форт» – с десятком пробоин в своих под­водных и надводных частях бежали из бухты во главе союз­ной эскадры. Трупы погибших офицеров и солдат десятками выносились в море.

Напечатанное за границей сообщение о том, что взятие Петропавловска не являлось целью набега, подлило масла в огонь: пресса требовала и добилась военного суда и казней неспособных и обнаруживших трусость командиров.

Французский адмирал Депуант, унаследовавший коман­дование союзной эскадрой, был смещен и умер через несколь­ко месяцев... Лондон и Париж продолжали реагировать на позорный разгром очень болезненно.

«Это не несчастье, – вопила пресса, – это пятно, кото­рое необходимо во что бы то ни стало изгладить из книги истории. Больше того, это вина, и даже – преступление».

В довершение, не стесняясь, пресса превозносила доселе неизвестные имена своих русских врагов, военного губерна­тора Завойко и капитана «Авроры» Изыльметьева, и требовала: «Они имеют право на то, что их имена будут сохране­ны навеки в летописях флота!»

Торжество горстки победителей было заслуженно и пол­но, однако было ясно, что враги не преминут вернуться и не остановятся ни перед чем, чтобы раздавить дерзкую горсть смельчаков и найти и уничтожить исчезнувший рус­ский флот.

Тут-то во всем блеске представилось предвидение Невель­ского: ход событий требовал немедленного (и неосуществи­мого) усиления отрезанных от страны Петропавловска и Камчатки, такого, которое могло бы противостоять своей силой, снаряжением и запасами соединенному флоту союзников. Му­равьев и Завойко воочию убедились, что российскую мощь в Тихом океане хранит не Камчатка, а Амур. Убедились, к сожалению, с опозданием.

Геннадия Ивановича не усыпили успехи петропавловских героев. Наоборот, тревога за их судьбу нарастала с каждым днем, и он стал набрасывать генерал-губернатору донесение.

– Прочти и благослови! – Геннадий Иванович положил перед Катей испачканный кляксами лист.

«Осмелюсь доложить вашему превосходительству, – писал Невельской, – что в случае продолжения войны и в 1855 году скорое сосредоточение в Николаевске всего, что находится ныне в Петропавловске и в Японии, долж­но, по моему мнению, составлять единственную и главную заботу, ибо если мы благовременно это сделаем, то неприя­тель, в каких бы то ни было превосходных силах здесь ни появился, нам никакого вреда сделать не может, потому что банки лимана, полная неизвестность здешнего моря, удале­ние его от сколько-нибудь цивилизованных портов не на од­ну тысячу миль, лесистые, гористые и бездорожные пустынные прибрежья Приамурского края составляют крепости, не­преоборимые для самого сильного врага, пришедшего с мо­ря... При сосредоточении в Николаевске судов, людей и всего имущества Петропавловского порта единственный неприятель для нас, с которым придется бороться, – это мороз и пустыня, но, чтобы победить его, необходимо, чтобы все наши силы были обращены на благовременное устройство просторных помещений и на полное обеспечение из Забайкалья по Амуру сосредоточенных здесь людей хорошим, и в избытке, продовольствием, медикаментами и теплой одеждой... Победивши болезни и смертность от скученности, внешний враг, пришед­ший с моря, для нас будет здесь уже ничтожен. Прежде чем доберется до нас, он очутится в совершенно безвыходном по­ложении... и, таким образом, война здесь будет кончена со славой, хотя и без порохового дыма и свиста пуль и ядер...» В конце письма Геннадий Иванович просил уведомить его о решении заблаговременно, чтобы приготовиться принять несколько тысяч человек со всем их имуществом.