Жюль Верн - Упрямец Керабан

— Знаю, Скарпант.

— В Одессе господин Саффар всего на миг увидел эту девушку, но ее красота поразила его. Ей не придется жаловаться, когда она сменит дом банкира Селима на дворец в Трапезунде! Амазия будет похищена если не тобой, Ярхуд, то кем-либо другим.

— Мной! Можете быть уверены! — горячо воскликнул мальтийский капитан. — Я сообщил вам плохие новости, но есть и хорошие.

— Говори, — приказал Скарпант, в раздумье пройдясь туда-сюда и снова вернувшись к Ярхуду.

— Если замышляемая свадьба затрудняет похищение девицы, поскольку Ахмет все время при ней, то она же предоставляет удобный случай проникнуть в дом банкира Селима. Я ведь не только капитан, но и торговец. На «Гидаре» богатый груз: шелковые ткани, венгерки [52] Венгерка — здесь: верхняя одежда в виде курточки или жилета. из куницы и соболя, парча [53] Парча — шелковая ткань, на которой вытканы и вышиты узоры золотой, серебряной нитью, блестками, канителью (тонкой проволокой). , украшенная алмазами, позументы [54] Позументы — ткани в виде ленты или тесьмы, на шерстяной или шелковой основе, с поперечными металлическими нитями. , сработанные лучшими золотых дел мастерами Малой Азии; сотни вещиц, могущих заинтересовать молодую девушку. Невесты легко поддаются таким соблазнам накануне свадьбы, и я, без сомнения, смогу завлечь ее на борт. А дальше мы воспользуемся благоприятным ветром и выйдем в море, прежде чем узнают о похищении.

— Хорошо придумано, Ярхуд, — похвалил Скарпант, и я не сомневаюсь в твоем успехе. Но все это должно быть проделано в строжайшей тайне.

— Не беспокойтесь, Скарпант, — ответил Ярхуд.

— У тебя достаточно денег?

— Да. И всегда будет хватать при таком великодушном господине, как ваш.

— Не теряй времени. Ведь если состоится свадьба, Амазия станет женой Ахмета. А это совсем не то, на что рассчитывает господин Саффар.

— Понятное дело.

— Итак, как только дочь банкира Селима окажется на борту «Гидары», ты отплывешь?

— Да, я постараюсь дождаться устойчивого западного бриза.

— И сколько тебе, Ярхуд, понадобится времени, чтобы доплыть из Одессы в Трапезунд?

— Если считать возможные задержки, летние штили и частые на Черном море перемены направления ветров, то, думаю, недели три.

— Хорошо! — похвалил Скарпант. — К этому времени я вернусь в Трапезунд и мой хозяин тоже не замедлит прибыть.

— Я надеюсь оказаться там раньше вас.

— Приказы господина Саффара недвусмысленны и предписывают тебе оказывать этой девушке должное уважение. Никаких грубостей и насилия, когда она будет на борту.

— Уважение будет оказано подобающее — как если бы это был сам господин Саффар.

— Рассчитываю на твое рвение, Ярхуд.

— Оно полностью в вашем распоряжении, Скарпант.

— И на твою ловкость.

— Я был бы более уверен в успехе, — заметил Ярхуд, — если бы свадьба была отсрочена. А это стало бы возможным, если бы что-то помешало немедленному отъезду господина Керабана.

— Ты его знаешь, этого торговца?

— Всегда нужно знать своих врагов или тех, кто должен ими стать, — ответил мальтиец. — Поэтому, когда я прибыл сюда, моей первой заботой было заглянуть в его галатскую контору под предлогом делового визита.

— Ты его видел?

— Какое-то мгновение, но этого хватило и…

В этот момент Ярхуд неожиданно придвинулся к Скарпанту и тихо сказал ему:

— Скарпант, вот странный случай. А может быть, и счастливая встреча.

— В чем дело?

— Этот толстый человек, что спускается по улице Пера в сопровождении слуги…

— Уж не он ли это?

— Он самый, Скарпант, — ответил капитан. — Давайте будем держаться в стороне и не упускать их из виду. Знаю, что каждый вечер он возвращается в свой дом в Скутари. Чтобы выяснить, как скоро он собирается уехать, я, если потребуется, отправлюсь за ним на другую сторону Босфора.

Смешавшись с прохожими, число которых на площади Топ-Хане непрерывно возрастало, Скарпант и Ярхуд последовали за Керабаном на таком расстоянии, чтобы можно было слышать, о чем он говорит. Это было достаточно легко, так как «господин Керабан», как его обычно называли в Галате, разговаривал громким голосом, отнюдь не стараясь скрыть, что он — значительная персона.

Господин Керабан не зря считался, что называется, «человеком видным». Взглянувший на его лицо дал бы ему сорок лет, оценив его дородность — добавил бы еще десяток годков, а на самом деле тому было сорок пять. Взгляд — умный, осанка — величественная. Уже седеющая небольшая раздвоенная борода и черные острые глаза, столь же чуткие к различным движениям души, как чаша ювелирных весов к минимальной разнице в весе. Добавим к этому волевой квадратный подбородок, нос, подобный клюву попугая, который отлично гармонировал с остротой взгляда. Сжатые губы открывались лишь для того, чтобы явить ослепительную белизну зубов. Хорошо очерченный высокий лоб пересекала вертикальная складка — истинная морщина упрямства между черными бровями. Все это вместе создавало облик человека оригинального, независимого, и выдающегося, которого нельзя уже было забыть, даже если вы увидели его только один раз.

Что же до костюма господина Керабана, то он был в стиле старых турок, оставшихся верными одежде времен янычар [55] Янычары — привилегированная пехота в султанской Турции, набранная из детей, отобранных у родителей-христиан; играли большую роль в качестве орудия для укрепления абсолютной власти. Упразднены в 1826 году. : широкий тюрбан, обширные развевающиеся штаны, ниспадающие на сафьяновые пабуджи [56] Сафьяновые пабуджи — сапожки из сафьяна — тонкой, мягкой, ярко окрашенной кожи из козлиных или бараньих шкур. ; жилет, украшенный шелковым галуном и большими, в форме фасеток [57] Фасетка — грань драгоценного камня. , пуговицами; пояс из шали, гармонично охватывающий живот, и, наконец, светло-желтый кафтан с роскошными складками. В общем, в этой старинной манере одеваться не было ничего европейского, и она сильно контрастировала с тем, как выглядит одежда жителей Востока в наше время.

Это было своеобразным протестом против вторжения индустриализации, в пользу местных обычаев; вызовом, брошенным постановлениям султана Махмуда [58] Имеется в виду султан Махмуд II (1808–1839). , властно предписывавшим носить современный османский костюм.

Излишне добавлять, что слуга господина Керабана, юноша двадцати пяти лет по имени Низиб, также носил старинную турецкую одежду. Ни в чем не противореча своему хозяину — самому упрямому из людей, — он следовал его примеру и в этом. Преданный слуга вообще был полностью лишен какой-либо самостоятельности. Он всегда говорил «да» заранее и, как эхо, бессознательно повторял концовки фраз грозного негоцианта — самый надежный способ быть того же мнения, что и хозяин, и не слышать его резких окриков, на которые господин Керабан был очень щедр.