Роберт Скотт - Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма.

Завтра Боуэрс, Симпсон, квартирмейстер Э. Эванс и я отправимся на запад. Хочу взглянуть еще раз на глетчер Феррара, проверить поставленные там Райтом в прошлом году вехи, обновить свои навыки в работе с санями (технические детали так легко забываются), наконец, поработать с фотокамерами. Я не решил, сколько именно времени мы будем в отсутствии, ни даже куда именно пойдем. Такая неопределенность имеет свою прелесть.

Всю неделю было хорошо, но температура воздуха держится ближе к ‑29° [‑34 °C], а сегодня упала до ‑35° [‑37 °C]. Чего доброго, предстоят холодные дни.

Воскресенье, 1 октября.В четверг вернулись из замечательно удачной и поучительной короткой весенней экскурсии; отсутствовали всего 13 дней, начиная с 15 сентября. Прошли в 10 дней 152 географические мили (175 простых). 2,5 дня мы шли до мыса Масляного, на который доставили часть припасов для Западной партии. В эти дни мы везли по 180 фунтов на человека. Все шло гладко и хорошо. Двойная палатка — большое удобство. 16‑го числа стоял чудный день до 4 ч пополудни, но потом с юга подул холодный ветер и нас порядком в разных местах обморозило. Поверхность пути — так себе; встречалось много рыхлых сугробов, в которых сани становились передком вверх. На этой стороне пролива как будто много меньше снега. Не оттого ли, что здесь меньше ветра?

Боуэрс настаивает на том, чтобы ему одному проделывать всю работу в лагере. Чудо — не человек! Никогда подобного ему не встречал.

Заструги поперек этой части пролива носят особый характер: наст изборожден длинными волнистыми полосами, поперек которых идут такие же полосы, но менее глубокие. Получается нечто вроде так называемого узора «елочкой».

Сложив привезенный экстренный груз, мы отправились дальше, к глетчеру Феррара. С левой стороны очень низкий прибрежный лед; приливных трещин нет, снежный покров на морском льду очень неглубок. Мы чувствуем себя прекрасно. Боуэрс — чистое сокровище! Эванс тоже. Симпсон быстро приобретает опыт. Лагерная жизнь по мне; одного не люблю — вставать и выходить ночью, а прошлой ночью пришлось вставать три раза.

Мы пробовали защищать себе нос и лицо, так как весь день шли против ветра.

19‑го числа мы дошли до Соборных утесов. Тут мы нашли вехи, поставленные Райтом поперек глетчера. Остаток этого дня и весь следующий день производили точную съемку их положения.

Дувший с глетчера очень холодный ветер все усиливался. Несмотря на это, Боуэрс возился с теодолитом. Удивительный он, в самом деле, человек. Я никогда не видел, чтобы кто‑нибудь мог так долго, на столь сильном морозе работать с инструментом голыми пальцами. Мои пальцы, например, больше нескольких секунд не выдерживали.

Мы убедились, что вехи передвинулись приблизительно на 30 футов. Оказывается, старый глетчер Феррара более прыток, чем мы полагали. У разных вех движение определяется по‑разному — от 24 до 32 футов, и это всего за 7,5 месяца. Сделано еще весьма важное, впервые произведенное наблюдение над движением береговых глетчеров. Движение их больше, чем я ожидал, но все же настолько незначительно, что свидетельствует об их сравнительной неподвижности. Боуэрс и я сделали на глетчере множество довольно удачных снимков, набивая руку для предстоящей работы с фотоаппаратом во время экспедиции к Южному полюсу.

21‑го числа мы спустились с ледника и разбили лагерь у северной его оконечности. В проливе была, по‑видимому, буря; над Эребусом собрались кучевые облака, напоминающие формой спину кита; время от времени над Листером собираются мрачные, предвещающие бурю тучи, а со скал несет снег. В нашей же Счастливой долине безоблачно. Это, видимо, благодатное местечко. Отсюда мы в течение следующих дней не спеша походили вдоль берега, заглянули в Новую гавань и влезли на морену, измеряя углы и собирая образцы горных пород. У мыса Берначчи мы нашли много чистого кварца, а в нем жилы медной руды. Я добыл образец, содержащий два или три больших куска меди. Это первый случай нахождения минералов, указывающий на возможность разработки их месторождения.

На следующий день мы увидели низкую длинную ледяную стену, которую сначала приняли за выдвинувшийся в море ледниковый язык. Подойдя поближе, мы заметили на нем темное пятно и узнали, что он отделен от берега. Приблизившись к нему совсем близко, приметили сходство с хорошо известным нам Ледниковым языком у Эребуса. Когда же, наконец, увидели торчавший флаг на нем, мы поняли, что это, пожалуй, и есть тот самый кусок глетчера, который оторвался прошлой осенью. Мы не ошиблись. Разбив лагерь у дальнего конца айсберга и поднявшись на его вершину, скоро нашли оставленный Кэмпбеллом склад корма и ряд шестов, поставленных осенью для указания пути лошадям. Итак, огромный, около двух миль в длину, айсберг, оторвавшийся от глетчера Эребуса, твердо засел здесь. Он описал полукруг, так что прежний западный конец обращен теперь к востоку. Если принимать в расчет многочисленные трещины в этой ледяной массе, крайне удивительно, что она уцелела, совершив такое дальнее плавание.

Одно время мы собирались на этой льдине строить дом. Какое странное плавание совершили бы жители! Ледниковый язык, бывший в пяти милях на юг от мыса Эванса, теперь вдруг очутился в сорока милях к WNW от него!

Отсюда мы продвинулись еще немного на север, пока 24‑го числа на нас не опустился туман и не скрыл от нас берег, который в этом месте делает изгиб.

Находящийся тут остров Данлоп, наверно, когда‑то был под водой. Его берег высотою в 65 футов на всем протяжении состоит из террас и усеян круглыми валунами, отшлифованными водой. В одном месте мы нашли такие же валуны на высоте ста футов над уровнем моря. Почти все они наносные, и, в отличие от обыкновенных морских голышей, сторона их, обращенная в землю, осталась остроугольной.

Берег к северу от мыса Берначчи отличается от окрестностей ледника Феррара и Новой гавани тем, что тянется рядом закругленных бухточек, окаймленных низкими ледяными стенами. Там, где берег выступает небольшими мысами, имеются обнажения гнейсовых пород и частично морен, залегающих неправильными пятнами, весьма интересными для геолога. Дальше длинными волнистыми линиями простирается покрытая снегом возвышенность, покато спускающаяся к берегу. За ней — опять ряд горных хребтов, прорезанных глубокими долинами. Насколько мы могли проследить, долины эти радиусами расходятся от вершины, с которой берет свое начало ледник Феррара.

По мере того как приближаешься к берегу, снежная скатерть, составляющая первый план картины, все больше и больше закрывает вид на пики, стоящие в отдалении от берега, и даже со значительного расстояния невозможно хорошо видеть внутренние долины. Исследовать эти долины с вершины ледяной шапки — одна из задач, поставленных перед Западной партией.