Фуксия Данлоп - Суп из акульего плавника

Эти мысли служат мне напоминанием о том, что погружение в другую культуру не проходит бесследно. Это опасное дело, способное изменить самовосприятие. Именно в Хунани я потеряла себя. Я приняла решение жить как китаянка, и неотступно ему следовала. Изо дня в день, на протяжении многих месяцев говорила только по-китайски и проводила все свое время с китайцами. Все обращались ко мне по моему китайскому имени Фу Ся, а не Фуксия. Внешний мир исчез из виду. И однажды я поймала себя на том, что не только говорю на одном языке с Лю Вэем, Саньсань и их друзьями, но еще и думаю как они. В какой-то момент мне показалось, что я полностью утратила связи с домом и своей культурой, и уже никогда не смогу уехать из Китая. Именно тогда у меня мелькнула мысль, что я превратилась в хамелеона, который не в состоянии вспомнить своей природной расцветки.

500 г свиной грудинки (по традиции вместе с кожей)

2 столовые ложки арахисового масла

2 столовые ложки белого сахара

1 столовая ложка шаосинского вина

20 г неочищенного нарезанного имбиря

1 анис звездчатый

2 сушеных красных чили

маленький кусочек коры китайской или цейлонской корицы

светлый соевый соус, соль и сахар по вкусу несколько стеблей зеленого лука

1. Опустите грудинку в кастрюлю с кипящей водой и варите примерно 3–4 минуты до частичной готовности. Извлеките грудинку, дождитесь, когда она слегка остынет, и нарежьте кусками по 3–4 см.

2. Поставьте сковородку на небольшой огонь, налейте масла, положите сахар. Дождитесь, когда сахар растает. После этого увеличьте огонь. Дождитесь, когда растаявший сахар приобретет насыщенный коричневый карамельный цвет. Добавьте свинину, плесните шаосинского вина.

3. Долейте воду так, чтобы она покрывала свинину, затем имбирь, анис звездчатый, чили и кору корицы. Доведите до кипения, потом уменьшите огонь и тушите минимум сорок пять минут. К концу этого промежутка увеличьте огонь, чтобы подливки осталось поменьше, приправьте соевым соусом, солью и небольшим количеством сахара по вкусу. Перед тем как подавать на стол, украсьте блюдо зеленым луком.

После того как я наконец уехала из Хунани, чтобы затем отправиться домой, в Англию, я остановилась на несколько дней у друзей-англичан в Гонконге. Там меня не покидало чувство потерянности. Не знаю, как толком это объяснить, но я забыла, как ведут себя нормальные англичане. Мой приятель Роб, с которым мы знакомы с детства, и жена Лесли помогли мне избавиться от привычек, ставших для меня нормой за время моего пребывания на Востоке.

После долгих лет, в течение которых мне приходилось то лететь в Китай, то, наоборот, возвращаться домой, я пришла к мысли, что Гонконг играет своего рода роль декомпрессионной камеры — гостиницы на полпути от родных пенатов до Китая. Так уж повелось с момента моего первого визита туда, когда я остановилась в квартире у своего брата Себастьяна, проживавшего в Гонконге на Ваньчае. В тот первый раз я ожидала начала своего путешествия с таким ужасом, что даже не была уверена, смогу ли его выдержать. Каждое утро, холодея от ужаса, я смотрела в окно, в ту сторону, где простирался материковый Китай.

Гонконг помогал мне пересекать границу между ним и западным миром самым безболезненным образом. Вроде как я уже в Китае, а вместе с тем еще нет. Можно посидеть с друзьями-англичанами за коктейлем в «Мандарин Ориентал», или же пойти посмотреть, как разделывают рыбу на рынке Ваньчая. А можно глазеть на витрины дорогих бутиков или же плутать по бурлящим жизнью переулкам Коулуна. Я помню, как во время первой поездки зашла в китайский храм Маньмо, располагавшийся в старом китайском торговом районе. Там было словно в пещере. Меня окружало обилие красного цвета и поблескивающее золото. Качались огоньки свечей. Старушки трясли гадательными палочками. При виде странных золоченых статуй и вьющихся змейками дымков благовоний по спине побежали мурашки. Но в Гонконге я могла спокойно сесть на такси и вернуться в знакомый, понятный мир, поужинать с Себастьяном и его девушкой и поболтать по-английски. Однако, когда я села на поезд, направлявшийся к границе с континентальным Китаем, страх, к моему удивлению, меня оставил, и я была готова к первой встрече с Срединным государством.

Через три года, возвращаясь из Чэнду после завершения обучения в кулинарном техникуме, мне снова пришлось остановиться у Себастьяна. И вновь предстоял переход, обещавший быть весьма болезненным. На протяжении восемнадцати месяцев я была полностью погружена в китайскую культуру и практически не имела никаких контактов с теми, кто остался в Англии, даже с родными. Куда-то делся мой идеальный оксфордский выговор — все потому, что я привыкла общаться с людьми, для которых английский не был родным языком. В общежитии Сычуаньского университета мы выработали наш собственный общепонятный язык, представлявший собой смесь английского и китайского с вкраплениями итальянских и французских слов. Я нахватала кучу английских выражений и неологизмов, которые на самом деле не были английскими. Я даже стала делать небольшие ошибки в порядке слов. Одета я тоже была ужасно. Чего стоила дешевый китайский наряд и армейские ботинки! Я чувствовала себя крестьянкой, для которой шик и блеск дышащего современностью Гонконга находились на недосягаемой высоте.

Мы сели с Себастьяном, и он мне рассказал обо всем, что произошло в мое отсутствие. Поведал об «Оазисе», бритпопе, национальной лотерее. Я узнала, что здесь появилось новшество, о котором все только и говорили, — Интернет. Это событие обещало коренным образом изменить наши жизни. Оглушенная обрушившимися на меня новостями, ревущими машинами, западной рекламой, диким темпом жизни Гонконга, я едва понимала, о чем именно говорит мне брат.

На душе было очень тяжело: отъезд из Сычуани дался мне очень непросто. Как-то я занималась гимнастикой цигун в одном из парков Гонконга, отрабатывая движения, которым меня научил пожилой наставник из храма в Чэнду. Мне хотелось добиться ощущения единства между настоящим, непосредственным будущим и жизнью, что оставалась позади. Возвращаясь домой в Оксфорд к родителям, я чувствовала себя моряком, собирающимся ступить на землю после долгих лет, проведенных в море. Впрочем, я уже была к этому готова.