Тенцинг Норгей - Тигр снегов

Мы сошли вниз и стали ждать. Шесть дней спустя мы увидели, к нашему облегчению, что кто-то возвра­щается с горы. Но спустился один только Марч; он рассказал, что отморозил ноги и не смог продолжать восхождение. Мы продолжали ждать и посменно рас­тирали ноги Марчу, чтобы восстановить в них крово­обращение. День за днем мы всматривались в белые склоны, стараясь увидеть Торнлея и Крейса. И мы видели их несколько раз в бинокль: они поднимались по немецкому маршруту – вверх по большому ледни­ку и снежным склонам к восточному гребню Нанга Парбата. Восходители разбили лагерь, затем еще один на высоте 5500 метров. Однажды вечером мы увиде­ли, как они ставят палатку и принимаются готовить пищу, потом стемнело, и уже ничего нельзя было раз­глядеть. Помню, в ту ночь мне приснилось, что Торнлей и Крейс идут ко мне в новой одежде, окруженные множеством людей без лиц. Я уже говорил, что обычно не суеверен, однако у шерпов такой сон счи­тается очень плохой приметой, да к тому же на Нанга Парбате не нужно быть и суеверным, чтобы ожидать самого худшего. Всю остальную часть ночи я проворо­чался с боку на бок, мучаясь тяжелыми предчувствия­ми. А утром, выйдя из палатки и поглядев в бинокль, обнаружил, что палатка исчезла.

Конечно, они могли просто передвинуть ее. Но это было маловероятным в таком месте, да еще среди ночи. Я позвал Марча и остальных, мы смотрели и искали, но не видели ни палатки, ни восходителей. Целый день мы тщетно всматривались в горный склон и под вечер уже не сомневались, что случилась беда. Спустилась ночь, мы устроили совещание. Мы знали, что вряд ли можем чем-нибудь помочь, но си­деть так, без дела, было невозможно. В конце концов решили, что Марч, Аджиба и я попробуем подняться, а Анг Темпа и Пху Таркай подождут в базовом лаге­ре. Как и в предыдущем случае, мы договорились с остающимися, что, если не вернемся в течение двух недель, они собираются и уходят.

Едва рассвело, мы вышли в путь. Обмороженные ноги Марча причиняли ему страшную боль, но он был мужественный человек и настоял на том, что пойдет и будет работать наравне с другими. Весь день мы ка­рабкались вверх. Это был адский труд, потому что выпал свежий снег, все следы замело и приходилось пробираться сквозь глубокие, по грудь, сугробы. К то­му же мы несли большой груз и то и дело вынуждены были снимать его и присаживаться отдохнуть. «Так не пойдет, – думал я. – Мы не можем идти дальше». И все-таки мы шли. В конце концов поздно вечером мы оказались недалеко от старого лагеря I и разбили новый.

Мне никогда не приходилось раньше ставить палат­ку на леднике зимой и не хотелось бы проделать это снова. Хотя мы поднялись всего лишь к подножью Нанга Парбата, я мерз сильнее, чем когда-либо преж­де в горах; Марч говорил потом, что было около со­рока градусов ниже нуля. Брезент и веревки затвердели, как железо, рукавицы тоже, и работа шла с большим трудом; а без рукавиц руки через несколько секунд превратились бы в ледяшки. В конце концов удалось поставить палатку, и мы заползли внутрь. Я достал чайник и примус и стал растапливать снег для чая, но едва снег растаял, как вода превратилась в лед и чайник лопнул! Поставили другой чайник. На этот раз я непрерывно помешивал снеговую воду, и в конце концов удалось вскипятить чай. После этого мы забрались в свои спальные мешки и тесно прижа­лись друг к другу, чтобы согреться. Наступила ночь, с нарастающей силой завыл ветер. Палатка вся сотря­салась, сквозь щели проникал снег. Но хуже всего было слушать треск и ворчанье ледника под нами. Зимой огромный массив льда смерзается еще сильнее, и от стяжения появляются внезапные трещины. Мы боялись, что ледник вот-вот разверзнется прямо под нами, тогда конец.

Да, плохо нам приходилось. Однако мысль о том, что испытывают там, наверху, Торнлей и Крейс, была еще невыносимее. Если они еще живы, разумеется… Марч лежал, закрыв лицо руками и поджав ноги, чтобы немного согреть их.

– Вы знаете, какой сегодня день, Тенцинг? – спросил он вдруг.

– Нет, какой?

– Рождество, – ответил Марч.

Утром было еще холоднее, если только это возмож­но. Чтобы согреть чай, открыть пару консервных ба­нок и зашнуровать обувь, понадобилось несколько часов. Дыхание замерзало в воздухе, на щеках и носу повисали сосульки. Наконец мы выбрались из палат­ки и продолжили восхождение. Сугробы становились все глубже. Мы уже не столько лезли, сколько плыли по снегу. Я спрашивал себя, как же прошли здесь те двое, пока не вспомнил, что с тех пор выпало еще мно­го снегу. После часа напряженных усилий мы продви­нулись всего на полсотни метров. За следующий час – еще того меньше. Ноги Марча были в ужасном состоянии. Хотя он не хотел признать этого, я видел, что он совершенно выбился из сил. Мы с Аджибой тоже начали выдыхаться, и на исходе третьего часа стало ясно, что все наши усилия ни к чему. Мы оста­новились. Посмотрели на белую холодную громаду Нанга Парбата, возвышавшуюся на тысячи метров над нашими головами. Мне вдруг пришла в голову безумная мысль покричать, но звук проник бы в этих снегах самое большее на пятьдесят метров, к тому же у меня просто не было сил. Мы медленно повернули кругом и пошли обратно.

Нам удалось дойти до базового лагеря вечером того же дня. Анг Темпа и Пху Таркай встретили нас, согрели, накормили. Скоро я чувствовал себя совсем хорошо. В четыре часа следующего утра мы с Анг Темпой отправились известить власти. Мы двигались почти бегом и достигли Гилтига уже к полуночи. Военные власти любезно согласились помочь с поиска­ми. Отряд в составе лейтенанта и одиннадцати сол­дат направился в горы с максимальной быстротой, продвигаясь местами на автомашинах. Однако все было напрасно. В наше отсутствие выпал еще снег, и на этот раз, хотя нас стало гораздо больше, мы не смогли подняться даже до лагеря I. Несколько дней спустя мы окончательно покинули Нанга Парбат, оста­вив наших друзей покоиться в ледяной могиле вместе с другими жертвами горы.

В Гилтиге нам предоставили военный самолет, и мы облетели вокруг горы, надеясь увидеть какие-ни­будь сигналы. Ничего… Общее мнение сводилось к тому, что Торнлей и Крейс, подобно немцам в 1937 году, были погребены лавиной, и это вполне вероятно. Однако я подозреваю, что с ними случилось то, чего мы так боялись в ужасную рождественскую ночь в лагере I: ледник внезапно разверзся и поглотил их вместе с палаткой.

Марч едва мог ходить. Но это было ничто в срав­нении с его душевными переживаниями. Сколько ожи­даний было связано с этой экспедицией, мы собира­лись побывать в интересных местах, проделать такую увлекательную работу; но за что ни брались, все не ладилось, ничего не выходило, а в конечном счете по­гибли его лучшие друзья. В печальном настроении покидали мы Гилтиг, а в Амритсаре, в Пенджабе на­стало время расстаться и с Марчем.