Николай Максимов - Поиски счастья

— Кутыкай! — снова закричал Гырголь.

Но пастух и теперь не двинулся с места: «Пусть убьют, — думал он. — Пусть подохнет!»

Кутыкай уже давно сожалеет, что тогда, давно-давно, отнял у Тымкара Кайпэ. Теперь ему стыдно встречаться с ней взглядом: в глазах ее он всегда видит немой укор. Разве мало горя причинил ему и другим чукчам Гырголь? «Пусть убьют», — мысленно твердит Кутыкай, все же стараясь не смотреть в глаза Гырголю.

— Именем ревкома, — громко сказал Кочнев, — за свершенное убийство и другие преступления приказываю арестовать его и предать суду народа!

Чукчи из вооруженного отряда уполномоченного связали преступника. Напуганные Лясом, забыв про Гырголя, оленеводы спешно заканчивали приготовления для перекочевки. «Хозяина тундры» увели на берег Вельмы и усадили в байдару.

Льды едва не закупорили горло Ванкаремской лагуны. И теперь, опоздав, злобные, со скрежетом гнались за байдарами.

Ночь настигла в пути. Неожиданно стих ветер, паруса обвисли. Льды отстали. На море опустился густой туман. Уэномцы высадились на берег, собрали плавника, разложили костры.

Сыро, зябко, совсем уже близко зима.

— Ты, однако, очень сильный. Откуда ты? — спросил Кочнева Тыкос.

— Я от Ленина, — ответил он.

И долго рассказывал в эту ночь Иван Лукьянович о Ленине чукотскому юноше.

Потом рассказал о своей жизни Тымкар. И как ни печален был его рассказ, все же в голосе Тымкара не слышалось тоски. Слова гнева и веры звучали в эту ночь у костра.

Утомленный, в полудреме, Вакатхыргин уже не различал слов Тымкара, но в голосе его — то суровом, то нежном — старик слышал то, что сказал Тымкар минувшей ночью: «Стану! Сам думал так. В голове твоей верные думы!»

— Сынок… — ласково, почти беззвучно назвал он этого сорокалетнего чукчу, И с улыбкой на лице забылся.

Этой ночью, не просыпаясь, старик Вакатхыргин спокойно умер.

Быстротечно время! Давно ли Ройс был еще молод, а вот у него уже дети… Дочери — десятый год. Ральфу — месяц. Тырко умер.

На кожаном полу спального помещения Ральф лежит на спине, согнув в коленях крошечные ножки. Тэнэт над жестяным тазом моет посуду; она в европейском платье из красного ситца.

Полог большой, разделен шкурой на две части. Он отличается от других жилищ только величиной и хозяйственной утварью. Тут, видно, даже чистят зубы: на подсунутых под жердь зубных щетках сушатся меховые носки. Мебели — никакой: ни стола, ни кроватей. Чисто. Для света и тепла горит жирник. Дети умыты. Говорят они по-чукотски.

Сам Ройс в «Золотом ущелье». До наступления сильных морозов он спешит подорвать породу. На нем дубленая бурая кухлянка мехом внутрь и какая-то необычно высокая шапка.

Ройс слегка поседел, но все так же полон сил. Рыжеватые брови деловито сдвинуты, маленькие глазки неподвижны.

За последние годы Ройс дважды пытался покинуть семью и Чукотку, но оба раза оказался не в состоянии расстаться с «Золотым ущельем».

У него отличные собаки, хорошая нарта, просторная яранга; в ее наружной части — товары для меновой торговли: патроны, табак, чай, Частенько вместе с чукчами он отправлялся на охоту.

Но когда семья обеспечена мясом и жиром, найти Ройса можно только на прииске, что в полумиле от поселения. Вот и сегодня, в этот холодный осенний день, на пороге зимы, — он там.

Вокруг скалы. На вершинах далеких сопок белые шапки снега.

Бент не любит безделья: тогда всякие тревожные мысли лезут в голову.

Недавно Ройс встретился с русским начальником Кочневым. О торговле и поисках золота Ройс ничего не сказал, утаил это. Ревкомовец ушел, не предъявив к нему никаких требований. Дети, семья… Но встреча все же оставила в душе тревогу. Ройс знал, что русский преследовал торговцев и скупщиков пушнины. Как золотоискателю, Ройсу было предложено отплыть за пролив уже много лет назад. А ведь он еще на Аляске дал себе слово, что с пустыми руками в Норвегию не вернется!

Ройс долбит породу, заканчивает шурф для закладки динамита. Сегодня после взрыва он наконец-то увидит золото. Жила должна быть здесь, в этой гранитной глыбе. Он знает, он уверен в этом!

Ройс смотрит на свои огрубелые руки. Под ногтями грязь. «Президент»… Вспомнил, как однажды в баре Кони-Айленд ему подал визитную карточку вот такими же руками его новый знакомый; в ней значилось: «М-р Реджинальд Г. Сайкс, президент объединения чистильщиков обуви». Позднее он не раз встречал подобных президентов! И лишь, прожив около десяти лет в Америке, он понял, что в Соединенных Штатах президентами называют всех глав компаний, фирм, акционерных обществ, председателей различных правлений и кустарных объединений. А в Европе, чудаки, что вообразили! Таким «президентом» он с успехом мог стать и у себя в Норвегии!

Что-то долго нет взрыва. Упершись растопыренными пальцами в подмерзающую землю, Ройс приподнялся. Высокая шапка, бурая, как кухлянка, высунулась из-за камня.

Нетерпеливо билось сердце, сильно пульсировала в висках кровь.

Каждый раз в минуты такого ожидания Ройсом овладевает волнение, «Вот сейчас взрыв и…» Норвежец уже видит себя сидящим в комфортабельном кабинете, перед ним — Роузен, жалкий, постаревший, со взглядом голодной собаки. «Мистер Роузен? Это вы? Чем могу быть полезен?» — «Я пришел, мистер Ройс, предложить вам свои услуги! С вашей настойчивостью и моим опытом мы кое-что сделаем, мистер Ройс…» И вслед за этим Роузен уже приколачивает у подъезда огромного здания на 45-ой улице в Нью-Йорке вывеску… Щуплый, подвижный, он похож на юркого чертенка, какого Ройс видел на подмостках Кони-Айленд; только тот был с хвостом… Так отчетливо видится визитная карточка: «Бент Б. Ройс, президент компании «Чукотское золото». Бродвей, собственный дом».

Вокруг — навороченная повсюду порода, выбоины, шурфы. Все это его труды. Он по праву станет владельцем этих разработок! Пионер здесь — он. Он — законный хозяин.

Норвежец выползает из-за укрытия. В том, что взрыв задерживается, он усматривает доброе предзнаменование: «Золото тут! Оно еще пытается укрыться от него, но нет, поздно…» Прижимаясь к земле, Ройс осторожно ползет все дальше, рядом с резиновой оболочкой шнура. Волнение усиливается. В чем же дело? Обрыв? Отсырел шнур? Погас? Пот заливает глаза, руки торопливо ощупывают опору, чтобы зацепиться и еще немного поближе подтянуть тело. В висках стучит.

«Как жаль, что уже стынет море! Придется еще зимовать». Эта трезвая мысль была последней. Блеснула струя пламени, вокруг все грохнуло, взлетело вверх, и почти в тот же миг что-то огромное обрушилось на вытянутые руки. Ройс рванул их к себе и почти потерял сознание.

Корчась, Ройс медленно сползал под откос. В помрачненном мозгу нагромождались образы — фигура матери, здание на Бродвее, мистер Роузен, белокурая Марэн — и все это вместе неумолимо погружалось в какую-то темную пучину…