Бенгт Шёгрен - Осколки континента

Можно легко проследить все стадии ее развития, проезжая по дороге, вьющейся вверх и вниз по холмам через Валлё-де-Мэй, и по ее ответвлениям, легко сбивающим с пути каждого, у кого нет проводника, прекрасно знающего местность. Но и здесь нелегко наблюдать за эмбриональным развитием этого растения, как нелегко собирать «двойные кокосовые орехи» с дерева или на земле.

С 1948 года долина объявлена заповедником: в этом году власти купили ее, чтобы защитить примерно 4000 сейшельских пальм, которые растут только в этом районе. Но сейчас это не единственный резерват, созданный ради сейшельской пальмы. На Праслене есть еще два: фонд Фердинанда и Анс-Мария-Луиза. Кроме того, сейшельские пальмы растут на Праслене, на Курьёзе и еще на третьем острове — Раунд-Айленде, но лишь в частных владениях. Леса на этих островах в таком плачевном состоянии, что только незарастающие ямы свидетельствуют о том, как они выглядели раньше.

Сейчас нет опасности полного уничтожения лесов. В последние десятилетия не только поставили под охрану определенные естественные скопления сейшельской растительности, но и сделали новые насаждения в местах, где она произрастала раньше. Конечно, эти посадки — на будущее: пальма зацветает лишь в тридцатилетием возрасте. Но вполне возможно, что труд этот вознаградится сторицей, когда увеличится спрос на сувениры и другие изделия из плодов и листьев сейшельской пальмы.

Ее гигантские листья, как и листья пальмы из рода латании (Latania), используются для крыш и стен небольших домов и лачуг. Из молодых, еще не развившихся листьев, делают шляпы и корзины, а из орехов — оригинальные вазы для фруктов, очень популярные среди иностранцев, посещающих острова.

В Порт-Луи на Маврикии я видел, как на рынках рис и сахар, пряности и многое другое насыпают ковшиками из «морского кокоса». На всех сейшельских островах из них делают черпаки для пирог и других лодок. Скорлупа этих орехов твердая и прочная, поэтому орудия труда, выполненные из нее, славятся своей долговечностью.

Экспорт орехов, начатый еще двести лет назад французом Дюшменом, продолжается и сейчас. Ежегодно их вывозят в Италию, Сингапур и Гонконг. Этим занимаются прежде всего китайские торговцы с Праслена. Покупают их в основном в «лечебных» целях, хотя прасленские китайцы, смеясь, отрицают, что у себя на родине они используются как «подбадривающее» средство для «усталых» мужчин.

В лесах валяются и пустые орехи. Они лежат много лет, не прорастая, до тех пор пока не треснут, и их содержимое не испарится. Они совсем дешевые, китайцы их не берут, но и они хороши как сувениры. Удлиненные и «худощавые», широкие и «пухлые», целомудренные и манящие, они продаются «на память о Валле-де-Мэй» в конторе лесничества. Я сам купил несколько, за что получил один маленький, но зато полный орех.

Хотя сейшельские пальмы встречаются в разных местах, больше всего их именно в Валле-де-Мэй. Это единственный заповедник, куда предусмотрены экскурсии. В глубине долины, на холме с прекрасным видом, есть хижина для отдыха с крышей из листьев латании.

Пока мы с Вардом Жубером добирались туда, я не сразу заметил, насколько безжизненно тихо в лесу. И ветер шелестел листьями пальм, и журчал ручей, и, конечно, слышно было как шлепаются о землю двойные кокосовые орехи… Я был так поглощен созерцанием экзотической растительности, что не сразу сообразил: в лесу совсем не слышно птичьего пения. Ни одной птицы!

Не видно было даже знаменитых черных прасленских попугаев (Coracopsis nigra barklyi). Говорят, они нередко появляются в Валле-де-Мэй. Правда, в настоящее время в живых осталось всего несколько десятков этих птиц. Возможно, причина заключалась в том, что был полдень. Примерно пятнадцать лет назад, как и мне, не повезло ботанику Антону Сёрлину. В своей книге «Острова муссонов» он писал, между прочим, об удивительной тишине лесов сейшельской пальмы. Это было для меня слабым, но все же утешением.

Несмотря на буйное цветение и обилие плодов, которые некогда производили такое сильное впечатление на Гордона, у меня не появилось чувства, что я нахожусь в раю. Огромные пальмы и другие удивительные деревья скорее вызывали ощущение глубокой древности, будто ты перенесен во времена, когда ни птиц, ни млекопитающих не было еще и в помине.

Единственно, кто нарушал это ощущение, был зверек, внезапно появившийся на тропинке у хижины. Существо, похожее на ежа, прошмыгнуло между двумя побегами ананаса и исчезло. Это был «тенрек» — насекомоядное, попавшее сюда с Мадагаскара через Маврикий. Его я затем часто встречал и в других местах на Сейшелах, где к приходу первых людей не было никаких сухопутных млекопитающих.

Я и еще один английский путешественник, член лондонского «Общества охраны природы», отправились в сопровождении Давида Жубера на остров Кузен — первый птичий заповедник на Сейшелах. Мы плыли на той же моторной лодке, которая в свое время высадила нас на Праслене. Я стоял на носу и наслаждался видом моря и берегов. Мы миновали узкие проходы между коралловыми рифами и вышли в открытое море, направляясь к заповедному острову, площадь которого — 27 гектаров.

Когда, приближаясь к острову, мы вошли в маленькую гавань, со всех сторон окруженную рифами, среди больших стай морских птиц, до сих пор спокойно занимавшихся ловлей рыбы, начался переполох. Одновременно с вершин казуарин (Casuarina equisetifolia) — деревьев, похожих на сосны и растущих на некотором расстоянии от берега, поднялось множество птиц и направилось в нашу сторону. Вскоре мы оказались окруженными многотысячным крылатым «комитетом по приему гостей», состоящим из ослепительно белых чаек и коричнево-серых, но белолобых, крупных и мелких глупых крачек, буквально заполонивших лодку, словно собираясь инспектировать ее и нас.

На таком «приеме» я еще никогда не бывал. Движущей силой чаек, наверное, было простое любопытство, поскольку они никоим образом не показывали нам своей неприязни, а получать корм в подобных ситуациях они вряд ли привыкли. Позднее я узнал, что для здешних птиц такое поведение вполне естественно.

После того, как мы остановились на некотором расстоянии от песчаного берега, нас обнаружили и другие обитатели острова Кузен: между казуаринами появилось несколько человек — мужчин. Они спустили на воду пирогу и помогли нам высадиться на остров. Здесь жили смотритель заповедника и несколько рабочих с семьями. Они охраняли островные кокосовые орехи и птичьи гнезда.