Станислав Кузин - ВСТРЕЧИ НА ПЕРЕКРЕСТКАХ

Еще одну аналогичную историю я услышал в поезде Аскиз – Новокузнецк в 1982-м году. Поезд шел на электротяге, которую на собственные средства реализовало министерство железнодорожного транспорта, как тогда говорили, хозяйственным способом. Несмотря на негосударственный характер строительства, у него были сроки окончания. Когда наступили сроки сдачи объекта, в газете «Правда» появилась заметка о замечательном почине железнодорожников. В Бискамжу, где происходили торжества по поводу открытия электрифицированного участка железной дороги, приехало Центральное телевидение. И тут, мне рассказывал об этом очевидец, из депо появилась электричка, которую сзади незаметно и стыдливо толкал тепловоз. Награды и премии за сдачу объекта в срок начальники получили, а электрификацию дороги постепенно и без лишнего шума завершили.

Что касается Северо-Муйского тоннеля, не хочется верить публикации в одной оппозиционной газете относительно торжеств по поводу сдачи его в эксплуатацию. В газете были опубликованы два снимка: на одном поезд входит в туннель, на другом выходит. И утверждалось, что выходящий поезд не идентичен входящему поезду.

В мае 1982 года наши альпинисты покорили Эверест – высочайшую вершину земли. В начале июля того же года мы собирались в большой поход. А было нас всего шесть человек, и многим из этих шести – далеко за сорок. Всю историю Эвереста мы хорошо знали, но о восхождении на него даже не мечтали. Для нас всегда мечтой и самой желаемой реальностью был Голубой Саян – горы, в которых мы много путешествовали и в которых не были с 1975 года.

Остались позади рев турбин ТУ, не слишком гостеприимные аэропорт и вокзал Красноярска. Промелькнули за окнами поездов степи Хакасии и вырубленный в скалах Абаканского хребта железнодорожный путь до Абазы. Шестой час рычит могучий КАМАЗ – бензовоз, взбираясь на последний (четвертый) перевал автотрассы Абаза – Ак Довурак. Дороги, построенной в шестидесятые годы через перевалы Большого Саяна из Хакасии в Туву. Голубые хребты то опускаются до нашего уровня, то заставляют поднимать голову, чтобы увидеть белые мазки снежников на их склонах.

Походная жизнь – постоянное движение. На другой день мы прощаемся с рыбаками Ак Довурака. Охота – пуще неволи… На своем газике они по горной дороге пять часов пробирались к подножию Шапшальского хребта. Вместе с ними добирались и мы к стрелке рек Козер и Ташту-Холь. Дальше, в сердце гор, ведет конная тропа, по которой тувинцы ездят по своим делам. Мы не тувинцы, и коней у нас нет. Взвалив рюкзаки на плечи, начинаем отмеривать тяжелыми шагами первые километры маршрута.

Конная тропа довела нас до впадения в Козер ручья Узкий. В этих краях нет термина «речка». Любую водную артерию, которую не хочется назвать «рекой», называют «ручьем». Вот и ручей Узкий – весьма мощный водный поток круто падает с плеч Шапшальского хребта.

Шапшальский хребет – весьма компактное удивительное горное образование альпийского типа, которое трехтысячными скальными бастионами возвышается над весьма сглаженными тувинскими гольцами.

Четырнадцать лет назад я проходил этим маршрутом и все эти годы Шапшал «стучал в мое сердце», звал к себе. И вот я снова торю тропу вверх по ручью Узкий, пью воду из знакомого водопада, и вот уже между крон лиственниц и кедров проглядывают знакомые пики гор.

Но что это такое… В сетке начавшегося мелкого дождя начинают мелькать белые мухи снежинок. Дальше – больше. И когда мы вышли на границу леса, снег валил уже густыми мокрыми хлопьями. Зеленый ковер трав и мхов накрылся белым зимним покрывалом.

Экипировка у нас была летняя, и стужа быстро проникла под наши тонкие штормовки. Так недолго и концы отдать. Надо срочно разводить костер.

Многие над нами смеялись, но мы всегда в поход брали с собой двуручную пилу. И не один раз она выручала нас в пиковых ситуациях. Вот и сейчас, с треском валится на землю стоячая кедровая сушина, готовятся дрова для костра. Но все вокруг отсырело, да и руки скованы стужей. Удастся ли добыть огонь?

Григорий Тутаев! Спасибо тебе! Много лет назад ты научил меня разжигать костер в любую погоду.

Крона взрослого, столетнего кедра не пропускает влагу, даже если дождь идет несколько дней. Около его ствола в несколько обхватов всегда есть сухая хвоя. А сухое кедровое полено, намоченное дождем, можно разрубить вдоль и добыть из его вкусно пахнущего нутра сухие стружки и щепки.

Затем надо, закрывая от дождя будущее кострище плащом, аккуратно сложить дрова «шалашиком». (Внутри сухие стружки, затем сухие щепки и далее в несколько слоев поленья). Причем, поленья укладываются таким образом, чтобы дождь не проникал в сердцевину костра, к сухим стружкам. Тогда одной спичкой зажигаются стружки, пламя лижет щепки, и вот уже с шипеньем начинают гореть толстые поленья.

У подножья Шапшальского хребта, на границе леса запылал огромный костер. Сырая одежда сохнет прямо на теле. Сырая обувь сушится как шашлыки на шампурах. Кружка горячего крепкого чая изгоняет озноб из организма. Жизнь налаживается!

К вечеру небо выяснило, и наши палатки на границе леса живописно смотрелись при свете луны. Следующий день мы посвятили экскурсии в цирки Шапшальских великанов. Огромные поля горящих оранжевым пламенем жарков на фоне густо-синих водосборов, каменные осыпи, висячие ледники… Увидеть Шапшал – и умереть!

Светило солнце, но иногда в свете солнечных лучей кружились редкие белые мухи снежинок.

На следующий день мы штурмовали перевал в долину Малого Хемчика. Белые мухи снежинок начали свой вьюжный полет почти сразу после того, как мы покинули лагерь в вершине ручья Узкого. Прошло немногим более часа с начала штурма. Штурм – это звучит гордо! Даже если ты карабкаешься на огромную груду камней под названием «Перевал через хребет Высокий в истоки Малого Хемчика».

Незаметно круговерть снежинок превращается в призрачную мглу снегопада. Делать нечего – надо ставить палатку. В палатке, приткнувшейся к крутяку горы мало комфорта. Но эта малая толика палаточного уюта позволяет переждать четыре часа июльской вьюги. Надо только периодически стряхивать пласты мокрого снега с брезентовой крыши.

В городе не бывает такого белого снега. Когда в разрывах облаков показалось близкое горное солнце, глаза нельзя было заставить смотреть на покрытый снегом перевал. Гляди назад – в долину.