Арон Ральстон - 127 часов. Между молотом и наковальней

Я расчистил дырку, но все равно она слишком мала для моей ноги сорок третьего размера. Я не падаю духом; эта проблема приобретает дополнительное значение. Погоня за ключами символизирует для меня тот факт, что я не сдался, что борюсь против своей ловушки. Я хватаюсь за новую идею. Беру одну из длинных веток, вытащенных мною ранее из щели, — это стебель полыни, полметра длиной, тонкий и хрупкий, с удобным изгибом на конце, — им я смогу зацепить кольцо брелока. Чтобы стало чуть светлее, я включаю налобник и свечу им в выемку, а затем засовываю туда изогнутый конец палки. Стебель легко подхватывает кольцо, но сгибается и ломается под весом связки, когда я начинаю тащить его через дыру. С громким звяканьем ключи падают обратно, в кучу песчаного мусора.

— Блин! — бормочу я.

Без крюка на стебле я могу только тыкать в ключи сломанным концом, но мне удается придвинуть их чуть ближе к пальцам ног. Я пока не могу дотянуться до кольца ногой, поэтому зажимаю стебель большим и указательным пальцами ноги и просовываю в дыру сбоку. Подсвечивая эту щель налобником, я направляю палку аккуратными резкими движениями и продеваю ее в кольцо сантиметров на пять. Тяну палку с ключами, пока они не соскальзывают. Я не сумел целиком вытащить их из дырки, но теперь они находятся гораздо ближе к краю трещины — можно бросить палку и зажать ключи пальцами ног. Не желая случайно уронить их снова, я поднимаю левую ногу и дотягиваюсь до нее левой рукой. Ура! Первая победа с момента моего заключения, и вкус ее сладок. Я прячу ключи в правый карман шорт, предназначенный для всяких мелочей, и закрываю его на молнию.

После этого я надеваю носок и кроссовку, не утруждая себя завязыванием шнурка. Теперь я хочу постучать по валуну новым способом. Из груды камней я выбираю булыжник размером примерно с мяч для софтбола и подталкиваю его ногой к вершине кучи. Когда он оказывается достаточно высоко, я хватаю его рывком — не без острого приступа боли в зажатом запястье — и кладу наверх своего валуна, рядом с ножом. Камень весит около пяти килограммов. Я уже отказался от идеи раскрошить валун булыжниками из-за того, что все доступные мне инструменты сделаны из более мягкого, чем сама каменная пробка, розового песчаника, как и стены каньона. Вместо этого я хочу загнать нож в валун булыжником, как стамеску — молотком.

Готовясь к удару, я устанавливаю кончик ножа в борозду, которую проковырял в выемке на верхней правой части валуна, чуть выше пойманного запястья. Ручку ножа я прислоняю к стенке каньона. Крепко берусь за каменный молоток: я должен очень точно попасть по ручке ножа для пробного, легкого удара. Больше всего я боюсь того, что булыжник собьет нож за валун или в кучу камней под моими ногами. Конструкция устойчива ровно настолько, насколько это возможно, но стопроцентной уверенности нет, поэтому и во второй, и в третий раз я ударяю по ножу легонько, дабы убедиться в том, что он не соскочит. Нож стоит, но мне нужно бить сильнее.

Пошел… Я ударяю каменным молотом по ножу с удесятеренной силой. Хрямс! Камень взрывается в руке, распадаясь на один большой и десяток мелких кусочков, шрапнель брызжет мне в лицо, в ладони остается лишь горсть крошащегося песчаника. Под силой удара нож слетает с валуна, рикошетит от штанов и шмякается в песок в полуметре от моих ног. «Я не смогу победить, ничего не получается», — думаю я, но, к счастью, мимолетное уныние быстро проходит.

Я облизываю губы и чувствую вкус мельчайшей пыли, прилипшей к высохшему на моем лице поту. Я не могу достать нож левой рукой, а ногой только глубже закапываю его в песок (но, во всяком случае, я теперь знаю, что смогу достать его). Я тяжело вздыхаю, оглядев каменные обломки, рассыпанные по валуну и моей правой руке. Остатки каменного молотка я бросаю себе под ноги, не теряя нож из виду. Опять снимаю левую кроссовку и носок, подтягиваю к себе мультитул вытянутыми пальцами и легко поднимаю.

«Эй, Арон! Больше не делай таких глупостей! — укоряю я себя; очевидно, что попытку с каменным молотком повторять не стоит. — Последнее дело — потерять в такой ситуации нож». Я почему-то уверен, что мультитул сыграет ключевую роль в моем освобождении. Нож слишком тупой, чтобы пилить кости, но он может пригодиться для массы других вещей: отрезать стропу, сделать из рюкзака что-то вроде куртки для сохранения тепла ночью.

Уже почти восемь вечера. В каньоне дует легкий бриз. С каждым порывом он становится все сильнее. Песок с каменной полки летит прямо мне в лицо, и я наклоняю голову, пытаясь защититься козырьком кепки. От большей части песка я спасен, но чувствую песчаную пыль на контактных линзах. После нескольких порывов ветра я ловлю себя на том, что стою на полке, ни о чем не думая и ничего не делая. Как только я сосредотачиваюсь, задумчивость улетучивается. Возвращая себя к текущей реальности, смотрю на рыхлую грязь и песок, засыпавшие правую руку. Сначала пальцами, а потом ножом — пролезая лезвием туда, куда иначе не дотянуться, — я счищаю грязь.

Сморщив губы, сдуваю с руки оставшиеся частички пыли. В моем положении этот порыв — содержать правую кисть в чистоте — смешон, но это одна из немногих вещей, которые я могу сделать, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию.

Пора продолжать раскопки. Темнота просачивается из моей норы вверх и растекается по пустыне, превращая сумерки в ночь. Включаю налобник и выбираю на валуне очередную цель. На сей раз это бежево-розовая сердцевина из песчаника, окруженная твердыми черными вкраплениями. Пятно песчаника расположено на несколько сантиметров выше моего правого запястья, и я бью предельно осторожно, пока не выдалбливаю достаточно большое отверстие, из которого нож уже не соскальзывает. Я устанавливаю ритм работы: два удара в секунду и перерыв на то, чтобы сдуть пыль, каждые пять минут. Время летит стремительно. Теперь я вижу медленный прогресс: рядом с мелкой впадиной, которую я выцарапываю на валуне, появляется маленькая розоватая пластинка. Если я угадал, то смогу выковырять достаточно породы вокруг этой пастельной крупинки и потом вытащить ее одним куском.

Я весь в работе, не успеваю оглянуться, как проходит три часа, — уже почти полночь. Я изолировал пластинку с трех сторон — слева, сверху и снизу — канавкой шириной в три миллиметра. Уже можно выковыривать ее из валуна. Опасаясь отломать кончик ножа, я опять вытаскиваю из мультитула напильник. Помимо того что напильник толще и крепче, его не так жалко, если сломается. Я вставляю наконечник напильника в прорубленный паз и начинаю поднимать ручку ножа в направлении к скале, внимательно следя за пластинкой, чтобы она не отлетела мне в глаз. Ручка мультитула врезается в ладонь, и пластинка отламывается. Ура! Кусок камня размером с мелкую монетку откалывается от валуна и падает на зажатое запястье. Конечно, кусок не такой большой, как мне хотелось бы, но я рад, что метод верен, пусть результат и мал. А главное, что, удалив эту пластинку, я обнажил более мягкую породу внутри валуна, мне будет проще выкрошить ее. Колупаю еще час и отковыриваю примерно столько же камня, сколько и в первый раз. Я ловлю самые большие куски, которые падают на мою зажатую руку, и складываю их в ряд на верхней части валуна. Воронка расширяется, коллекция кусочков растет, но вместе с коллекцией растет и усталость. Ноющая боль в руке слишком сильно терзает мой разум, чтобы я поддался сонливости: надо выбираться отсюда, пока еще есть силы, а значит, надо работать. К тому же, даже если бы я и решил поспать, я не смог бы. Пронизывающий холод ночного воздуха и порывы ветра вынуждают бороться со скалой хотя бы для того, чтобы не замерзнуть. Иногда мое сознание угасает, колени подгибаются, и я всем весом повисаю на правой руке. В ту же секунду дикая боль будит меня.