Игорь Фесуненко - Бразилия и бразильцы

Выпив пива, мы продолжаем путь по улице Блуменау, такой чистенькой, что кажется, будто все население городка занято одним единственным делом: подметанием улиц, стрижкой газонов и поливанием клумб. Но это не так: калейдоскоп городских вывесок напоминает о том, что здесь сотни мелких и средних фабрик и мастерских, изготавливающих посуду и обувь, украшения из керамики и шоколадные конфеты, трикотажные кофточки и полотенца (обязательно парные: на одном выткана надпись «С добрым утром, дорогая!», на другом — «С добрым утром, дорогой!»).

Мы едем дальше на юг через штат Санта-Катарина. На юге штата близ поселков Крисьума и Лaypo Мюллер находятся самые богатые в стране залежи каменного угля. Трудно найти в Бразилии работу, более неблагодарную, чем труд горняков Крисьумы. В длинных и узких штольнях гремят взрывы; взорвав динамитом часть угольного пласта, шахтеры вручную грузят обломки угля на вагонетки, а затем, опять же вручную, толкают вагонетки к подъемнику. Десять — двенадцать вагонеток за смену должен выдать каждый шахтер, чтобы заработать на пропитание своей семьи.

Здесь, в шахтах, уже не говорят по-немецки. Немцы штатов Санта-Катарина и Риу-Гранди-ду-Сул заняты в основном в текстильной, кожевенной и обувной промышленности, базирующейся на довольно развитом здесь животноводстве.

В небольшом городке Нову-Амбургу в штате Риу-Гранди-ду-Сул около трехсот обувных фабрик и мастерских, принадлежащих, как правило, немцам или потомкам немецких колонистов. Работают же на всех этих фабриках бразильцы.

Владельцы одной из таких небольших фабрик (около двух с половиной сотен рабочих) «Адамс» с немецкой обстоятельностью и учтивостью показывали производство, водили нас по цехам, откровенно рассказывали о проблемах и жаловались на судьбу:

— Трудно конкурировать с большими предприятиями, где внедряется механизация, где низка себестоимость производства обуви. Мы стремимся завоевать симпатии покупателя высоким качеством наших изделий. Изделий ручной работы! Наш лозунг — лучше сделать меньше обуви, но сделать ее высокого качества. Поэтому торговая сеть имеет широкие возможности зарабатывать на нашей продукции приличную прибыль.

— Какую именно?

— Это зависит от рыночной конъюнктуры и от умения торговцев подать товар лицом. Я приведу вам такой пример. Себестоимость одной пары обуви у нас на фабрике равна сейчас тридцати крузейро. Некоторые из наших изделий будут проданы в обычных магазинах, рассчитанных на рядового покупателя, и их цена составит 50–60 крузейро. Но часть точно такой же обуви будет продана в аристократических лавках Копакабаны или на улице Августа в Сан-Паулу. Вы знаете, что клиентура таких торговых заведений ищет только модные вещи и за ценой не постоит. В этих лавках за нашу обувь с покупателя возьмут по сто — сто двадцать крузейро.

Но вы думаете, — улыбнулся хозяин фабрики «Адамс», — что эта прибыль окажется в моем кармане? Нет, она уходит в руки оптовых торговцев и владельцев этих лавок, умеющих обвести покупателя вокруг пальца и преподнести ему мое изделие как последний крик моды.

Если торговец убедит покупателя, что сделанные мной башмаки походят на те, что обувает король боливийского олова Патиньо, он может брать за пару и сто и сто двадцать крузейро.

— А какова зарплата рабочего вашей фабрики? — спрашиваю я.

— Рабочий получает по-разному. В зависимости от своей квалификации и от выработки. Но в среднем — сто восемьдесят — двести крузейро в месяц. Вы считаете, что это мало? Да, вы правы, я тоже так считаю. Но если я стану платить им больше, я сам вылечу в трубу. Вы же знаете, какие нам приходится платить налоги! А сколько обуви залеживается, не находит сбыта, выходит из моды!..

В сельской же местности южных штатов немцы со свойственной им педантичностью и аккуратностью занимаются огородничеством и садоводством, выращивают пшеницу и виноград. Здесь нет крупных латифундий, как в Сан-Паулу или Паране. Тут преобладает мелкая собственность. Немецкая семья владеет обычно тремя десятками гектаров, обрабатывая их с помощью нескольких колонов — либо бразильцев, либо менее удачливых своих соотечественников.

Сколько же живет их здесь, бразильских немцев и немецких бразильцев? Я говорю «немецких бразильцев», потому что в некоторых из здешних поселков даже негры предпочитают объясняться по-немецки. Газета «Жорнал до Бразил» сообщила однажды, что общая численность немецких колонистов и их потомков в южных районах страны достигает одного миллиона. Близ городка Баже в штате Риу-Гранди-ду-Сул, как писали газеты, до недавнего времени была колония немцев, которые вообще не говорили по-португальски. В этом поселке есть маленький госпиталь, где только восемь из двадцати коек могли быть заняты бразильцами. Остальные — «только для немцев».

С давних пор, говоря точнее — с середины прошлого столетия, бразильский Юг стал оплотом и рассадником немецкого влияния, немецких традиций, обычаев, нравов. Не только таких похвальных, как традиционная германская пунктуальность или чистоплотность, верность слову и умение хорошо делать дело, за которое ты берешься. В тридцатых годах здесь прозвучало эхо фашистских гимнов. Появились флаги со свастикой. Портреты фюрера. В некоторых домах на книжных этажерках — «Майн Кампф». Не удивительно поэтому, что во время второй мировой войны Гитлер строил планы «прыжка через Атлантику» из французской Экваториальной Африки именно в Южную Бразилию, где немецкое население готовило фюреру торжественную встречу. По улицам Сан-Леополду и Нову-Амбургу маршировали, вскидывая башмаки, отряды местных «гитлер-югенд», гремели нацистские марши, а на тайных складах накапливались тщательно смазанные пулеметы и гранаты. Именно отсюда, из Южной Бразилии, Гитлер намеревался начать завоевание Американского континента… если бы на пути в Америку у него не оказался Сталинград.

А потом, после разгрома фашистской Германии, именно сюда, на юг Бразилии и в соседние Аргентину и Парагвай, устремились тысячи нацистов, военных преступников, стремясь уйти от справедливого возмездия за свои злодеяния, раствориться, исчезнуть среди немецких колонистов.

Когда несколько журналистов обратились в начале 1968 года к руководителям бразильской службы государственной безопасности и попросили высказать свое отношение к слухам о том, что один из нацистских главарей Борман скрывается в западных районах страны, ответ был следующим (как его процитировала газета «Ултима ора»): «Мы изучаем и с интересом следим за подобными сообщениями. Вместе с тем они не внушают никакого беспокойства за судьбу нашей страны, потому что если Борман и жив, то ему сейчас уже около 70 лет, он живет где-то в подполье, не занимается активной политической деятельностью и, таким образом, не может причинить стране какой-либо ущерб…»