Коре Холт - Состязание. Странствие

— Это же подлость! Разве не нам принадлежит право первыми достигнуть полюса? Амундсен предупредил, но недостаточно ясно! Он нечестен!

И он встает, сжимая кулаки, ярость выплескивается наружу. Таким они его никогда не видели — и никогда больше не увидят. Пришли с намерением отвести душу бранью (может быть, это утешит начальника экспедиции). А он сам чертыхается.

Кажется, его тошнит? Врач Аткинсон видит, что сейчас может произойти. Взяв в руки старый свитер, готов подставить, коли понадобится. Скотт дергает спальный мешок, у него слезы на глазах, вдруг взгляд его озаряет проблеск надежды, и он кричит:

— А не отправиться ли нам в Китовую бухту и задать им взбучку?.. Прогнать их? Это ведь наши владения?

Собравшиеся в палатке чувствуют себя побратимами. Их объединяет смелый план. Может быть, и впрямь попытаться дойти по суше до Китовой бухты, неожиданно напасть на норвежцев и… что дальше?

Убить их?

Они прошли суровую выучку в военных школах, уж как-нибудь сумеют разработать план атаки. Но могут ли они осуществить такой план без приказа, освобождающего их от вины? Они умные люди. Знают, что тешат себя мечтой. Но сейчас не время строить воздушные замки.

Запал иссяк.

У него тоже.

Погодя, они потихоньку выходят из палатки. Снова он остается один.

На другой день бремя его тяжелее, чем когда-либо раньше. Они избегают смотреть друг другу в глаза.

А потому — работать, не жалея сил; ясные, твердые команды, каждый человек занимается своим делом. Не расслабляться!

Продолжаем действовать по плану.

Уцелевшие пони еще не вернулись на базу на мыс Эванса. По суше их не проведешь. Остается морской лед, он как будто достаточно крепок. Когда же они разбивают на нем лагерь, лед раскалывается. На долю Скотта и его людей выпадает ночь великого ужаса, самая страшная из когда-либо пережитых ими ночей. Три пони прыгают в воду. Льдины становятся на ребро, в небе плывут низкие тучи, море обрушивает на лед тяжелые волны. Появляются касатки. Они нападают на ближайшего к ним пони. Лошадь кричит и исчезает под водой. Остальные две пытаются уйти от хищниц, напрягая последние силы. Касатки настигают их.

Люди гонятся за двумя пони, которые еще мечутся по льду. Легкие на ногу собаки сами благополучно перебираются со льда на сушу.

Уцелевшие пони падают без сил у кромки льда, и люди на руках выносят их в безопасное место.

Вода между льдинами кишит касатками, она стала красной от крови, но волны уносят следы побоища.

Люди размещаются в домике, служившем экспедиции «Дискавери», и вынуждены жить здесь не одну неделю в ожидании, когда вновь станет лед. Из провианта у них только тюленина; топят тюленьим жиром в печке, сделанной из железной бочки. Одиннадцать человек спят бок о бок на полу. Среди них Скотт. За брезентовым пологом стоят последние два пони, участвовавшие в заброске на юг.

Начальник экспедиции скуп на слова. У него усталый вид.

Наконец восстанавливается сплошной ледовый покров и они добираются до базы.

На долю обитателей «Фрамхейма» выпадает нелегкая долгая зима. Круглые сутки ночная тьма, никакого намека на солнце. Только заполыхает в небе полярное сияние, как очередной буран сразу гасит его. Морской и материковый лед сливаются в сплошной белой круговерти. В каморке, выкопанной в толще льда, между бураном вверху и черными водами моря где-то внизу сидит человек и крутит швейную машину.

Они отрыли целую сеть ходов и помещений под «Фрамхеймом». Там разместились склады, мастерские, баня. Торжество человека над бурями и снеговой пустыней. Архитектурный ансамбль из льда — и лишь изредка их посещает тревога: «А вдруг лед расколется и нас унесет в море?..» Каждый день начальник экспедиции совершает обход. Им это не по душе. Он умеет двигаться бесшумно. И не услышишь, как появился. Держится приветливо, но с холодком, пришел и глядит. Глаза глубокие, темные, улыбчивые — с виду. За улыбкой прячется подозрительность.

Люди, которых он взял с собой сюда, на полярный материк, словно созданы для работы подо льдом. Лыжник из Телемарка устроил себе столярную мастерскую, где он разбирает сани и обстругивает рубанком каждую часть, чтобы была тоньше и легче. Улав Бьоланд знает: от этой работы зависит, быть ли им первыми на полюсе. Сани массивны, весят семьдесят пять килограммов. Его задача — уменьшить вес без ущерба для прочности. У него ладные мужские руки, с деревом хорошо знакомы. Он явно не торопится. Вертит в руках полоз, изучая его, поворачивает так и этак, бракует, сердито отбрасывает в сторону. Решает все-таки помиловать, поминает недобрым словом столяра, который его изготовил, удрученно вздыхает, дышит на пальцы — в ледяной каморке минус двадцать, а работать надо без рукавиц. Свет большой лампы отражают тысячи кристалликов льда. В этом одно из его затруднений: свет падает на изделие под разными углами. Прежде чем приступить к работе, следует наточить лезвие. У него хороший глазомер. Он знает, что в этом деле он спец. При желании вполне может облапошить начальника. Взвесить сани на безмене и хвастливо заявить, что вес их убавился наполовину, а то и больше. Но торос не облапошишь. И никуда не уйдешь от износа на тысячекилометровом пути к точке на карте, где не ступала нога человека. Сани должны выдержать испытание.

Так что ему не до мыслей о зимнем мраке наверху, о море внизу, о непрочности льда, который способен расколоться однажды ночью и унести «Фрамхейм» в океан. Если ему не спится порой, то лишь оттого, что не дает покоя какой-то полоз. Его надо строгать именно так, а не иначе. Бьоланд действует поэтапно. Экспериментируя с одними санями, уменьшает их вес сперва до пятидесяти килограммов, потом до тридцати. Повозившись еще, — до двадцати двух. Теперь сани изящны, как ивовый прут, стройны, как молодая голая женщина, прямее любого новобранца на плацу, но все равно гибкие — главное, гибкие. И крепкие. Он прыгает на них. Кладет сани на два ящика и вскакивает на них. Ящики ломаются. Кладет на полозья груз, многократно превосходящий вес, который сани понесут на юг. Полозья выдерживают.

Можно браться за дело всерьез. До сих пор он экспериментировал. Того, что сделает теперь, уже не переделаешь. Сани, которые он обстругает, отправятся в далекий путь.

Дышит на руки. Минус двадцать один. И тут заходит начальник экспедиции.

Это слабое место начальника, он не может не зайти. Он не скупится на похвалу людям и их сноровке. Но за его словами кроется подозрительность, и они ощущают ее в своих ледяных каморках. Парень из Телемарка лучше других переносит это испытание. В нем есть что-то от неприступности хвойного бора. Силен как медведь, широк в плечах, неразговорчив, себе на уме. Начальник в мягких кожаных туфлях бредет дальше.