Андраш Рона-Тас - Монголия. Следами номадов

Наконец, Этнографический Музей предложил нам свою помощь и приготовил небольшую венгерскую выставку, которую при поддержке Института Культурного Сотрудничества с Заграницей послали мы поездом в Улан-Батор ещё перед нашим выездом в Монголию. Ожидали мы, что в обмен на выставку получим коллекцию монгольских предметов. Выставка наша уже давно должна быть в Улан-Баторе, ибо хотели её открыть 11 июня с оказии монгольского народного праздника, но о судьбе экспонатов не было никаких вестей.

Пошли мы с этим вопросом в Монгольский Институт Культурного Сотрудничества с Заграницей. Там ничего не знали о выставке. Наводили мы справки в Комитете Наук, но и там о ней не слышали. Поехали мы на вокзал, где утверждали, что на поданный нами адрес не было такой посылки в период минувшего полугодия. В это время связались мы по телефону с Будапештом и просили, чтобы там проверили, что сталось с выставкой.

Уже три дня продолжались поиски пропавших ящиков, когда внезапно в час пополудни вызывают меня к телефону. Ко мне обратился служащий железной дороги и сообщил, что нашлись ящики. Он оправдывался, что они не разобрали точного адреса и поэтому не находили посылки, несмотря на это, уже неделю груз находится на месте. 8 июля приступили мы к устройству выставки. Работали мы днём и ночью, чтобы успеть приготовить надписи, стойки, карты, фотомонтажи, а также запроектировать размещение выставки. 10 июля в 12 часов выставка была открыта. Выставленные экспонаты радовали большим успехом, особенно намордник, известный в Монголии и используемый с целью помехи телёнку в сосании молока коровы. Всем понравилась также красивая резная кружка пастушеская из северной Венгрии, называемая цса-нак. Это название не является для монголов чужим, потому что шумовка по-монгольски называется шанага. С выставки репродукций произведений венгерского искусства с Х1Хвека наибольшим успехом пользовался Мункаши.

Во время устройства выставки приняли мы участие в конференции на тему орфографии монгольской, где монголисты из МНР дискутировали по вопросам теоретическим с учёными СССР, КНР и других стран и практическим – по правописанию официального современного монгольского языка. В МНР с 1941 года введено гражданское правописание вместо прежнего письма уйгурско-монгольского. Система эта, в общем, сдала экзамен, но много мелких деталей требуют исправления. Об этом дискутировали учителя из столицы, а также из провинции, учёные, журналисты и поэты, старые и молодые, монголы и иностранцы.

Во время заседаний получили мы оказию узнать несколько известных особенностей из монгольского научного языка. Присутствующие – Дамдинсурэн, профессор монгольской литературы; профессор Содном, историк литературы; Лувсавандан, профессор монгольского языка; Лувсандендев, автор большого халхасско-российского словаря; Мишиг, учёный рукописей маньчжурских, и старик Дордж, преподаватель тибетского языка; Пагба, Цевел и несколько старых и молодых учёных, а среди них наш проводник Вандуй принимали живое участие в дискуссии. Видно было, что считают они вопросы орфографии за вопросы первостепенного значения.

С этой конференции вынес я определённый опыт на тему разницы между языками монгольскими. Среди присутствующих советских делегатов был также Циденбаев, тогдашний директор Бурятского Института Наук, известный языковед. Начал он своё выступление вопросом, можно ли говорить по-бурятски. Присутствующие на конференции делегаты-халхасцы заверили единогласно, что может он говорить спокойно, все его поймут. Язык бурятский с многих точек зрения отличается от халхасско-монгольского, особенно подвергаясь влиянию русского языка, поэтому много в нём есть русских заимствований. Кажется мне, однако, что эта разница не мешает халхасам в понимании бурятского языка. Конечно, нужно принять во внимание также и то, что в конгрессе принимали участие люди образованные. В работе конференции помогала советская делегация во главе с профессором Санжеевым Г.Д., а также делегация китайских монголистов под руководством Эрдене Тогто и Чингилтея. После конференции имели мы оказию в долгом приятельском обмене мнениями.

Монастырь «Полный Радости». Наука «Тройной дороги». «Алмазная колесница». Семь магических букв. Как долго должен учиться лама? Среди масок демонов. Танцы богов с дьяволами. Во дворце последнего монгольского владыки. Кпяж Шераб. Сухэ-Батор. Революция. Власть народная и теократическая власть государственная.

Во время работы в Улан-Баторе удалось мне найти столько времени, чтобы посетить несколько раз «Гандан», или монастырь «Полный Радости». Мы прошли через китайский квартал, а затем поднялись на вершину небольшого взгорья и были уже у монастырских стен. У главного входа находятся две цветные фигуры львов. Мы прошли ворота и дошли до небольшого двора, который окаймляли три главных и много второстепенных домов. В одном из них происходило, собственно, богослужение. Это было святилище. На фоне тыльной стены храма стоит главная статуя Будды. Перед ним и по обеим его сторонам горит ладан в кадилах. Здесь также собраны жертвенные предметы. Принимающие участие в богослужении ламы сидят в двух рядах напротив друг друга, а со стороны статуи каждый из рядов замыкает по одному ламе высшей степени. Жёлтые одеяния, красные пелерины и разные музыкальные инструменты лам тонут в мраке храма. На плафоне и боковых стенах повешены многочисленные религиозные картины и хоругви с портретами божеств и буддийских символов. Храм наполняет тихое бормотание молящихся монахов, переходящее порой в громкие молитвы. При каждом фрагменте текста гремят тарелки, шумят оглушительно бубны, роги и колокольчики. Потом внезапно всё снова утихает, и слышно только монотонное бормотание молящихся.

В одном второстепенном доме расположена библиотека. Книги чтятся как святыни, а верующие входят сюда с таким самым богослужением, как бы входили в храм. В библиотеке сидит несколько лам. Редкое это явления, чтобы какого-то иностранца интересовали не только диковинки, следовательно, ламы пользуются случаем, чтобы осведомиться об отношениях европейских. Учёных лам интересует далёкий, неизвестный мир, и добытые там и здесь известия старательно включают для собственных дел. Например, шестой панчен-лама написал набожное и священное произведение под титулом: «Книга о путешествии в Шамбхалу», в котором даёт он фантастический образ полного перипетий паломничества в мистический будущий рай. Книга родилась в 1775 году, а несколько десятков лет спустя открыл её Кёрёщи Цсома, подобно как много других произведений тибетских, которые он открыл европейской науке. Когда европейские учёные взяли книгу в руки, удивились, что европейские страны фигурируют в ней с такой обстоятельностью и так часто. Оказалось, что как раз зимой 1774 года посетили панчен-ламу шестого два английских посла – Тёрнер и Багли. Панчен-лама попросил к себе послов и приказал им подробно рассказать ему географию Европы. Ламы-писари тщательно записали каждое их слово. Тёрнер в своих описаниях путешествия говорит о трех визитах. Факт, что книга путешествий была написана ламой через несколько месяцев после визита англичан, а тибетская транскрипция появляющихся в ней названий европейских местностей отразила английское произношение, доказывает неопровержимо, что панчен-лама опирался на рассказы английских послов. Это не является отдельным случаем в тибетской и монгольской литературе. Сумпа Мканпо, известный историк XVIII века, монгол по происхождению, но пишущий на тибетском языке, повествует в одном из своих произведений о Москве, Константинополе и Чёрном море.