Зиновий Каневский - ЗАГАДКИ И ТРАГЕДИИ АРКТИКИ

В 1974 г. в двух номерах «Знание — сила» появился мой очерк о Самойловиче, затем мне посчастливилось выпустить две небольшие книги, посвященные ему: «Директор Арктики» и «Вся жизнь — экспедиция», однако ни в одной из публикаций не было рассказано о последних днях ученого, и это не осталось незамеченным. Пошли письма с недоуменными вопросами: почему автор хранит молчание по поводу смерти своего героя, почему в зарубежных энциклопедиях (докопались и до них!) рядом с годом его кончины (1940) стоит знак вопроса? Запальчивое письмо прислал требовательный читатель из Киева:

«Еду на днях к внучке в трамвае номер девять и вижу в руках у соседа журнал, а в нем статью. И о ком — о, профессоре Самойловиче! Так ведь это же о Замечательном человеке из наших двадцатых годов! Он тогда спасал Нобиле, который упал с дирижабля. Сосед мне журнала, понятное дело, не отдал, но я потом себе сам достал и внимательно прочел. Должен вам сказать, что меня кое-что не устраивает. Почему нигде не сказано, чем он кончил? Он что, от скоротечной чахотки умер? Или на финской войне погиб? А может, вы меня извините, он стал жертвой культа одной личности, такое ведь тоже случалось... Или нет?»

Можно теперь сколько угодно корить себя за то, что не смог тогда сказать правды, настоять на своем в споре с редакторами (а они, необходимо заметить, очень сочувствовали автору, но также были бессильны), только это все напрасно: лишь в последние годы появилась возможность говорить о судьбах людей, подобных Самойловичу, во весь голос.

Уроженец Азова-на-Дону, выходец из зажиточной семьи, он получил образование в Германии, в Королевской Саксонской горной академии, где когда-то учился и М. В. Ломоносов. Стал горным инженером, одновременно сделался профессиональным революционером- подпольщиком. Его не раз арестовывали и в Германии, и в России, сажали в тюрьму, высылали на Крайний Север. Там, на Пинеге и в Архангельске, он увлекся полярной геологией и географией ив 1911 г. в тридцатилетнем возрасте впервые отправился в Арктику.

В Архангельске Самойлович познакомился с уже известным северным геологом Русановым, в 1912 г. они вместе побывали на Шпицбергене, обнаружили там несколько угольных месторождений, «застолбили» их для России. И по сей день советские копи на этом норвежском архипелаге служат нашей стране. Самойлович работал здесь и все последующие предреволюционные годы, он также вел изыскания в Северной Карелии, обнаружил там залежи слюды-флогопита, знаменитую «жилу Самойловича», иссякшую сравнительно недавно.

Свершилась революция, и Рудольф Лазаревич полностью отдал себя науке, организации исследований, приведших в результате к всестороннему освоению Советской Арктики. Когда его спрашивали, почему он совершенно отошел от партийной работы и даже формально не состоит в рядах ВКП(б), тогда как в начале века был активнейшим членом РСДРП, Самойлович отвечал:

— Я состоял в партийных рядах тогда, когда это было делом нешуточно опасным. Теперь, после нашей победы, я мечтаю всласть заняться любимым делом, наукой и Арктикой. Заниматься же деланьем карьеры по партийной линии считаю для себя неприемлемым.

Еще шла гражданская война, а Самойлович уже создал в марте 1920 г. Северную научно-промысловую экспедицию, ставшую через пять лет Институтом по изучению Севера, а затем — ВАИ, Всесоюзным Арктическим институтом (нынешний ордена Ленина Арктический и Антарктический институт в Ленинграде). Его первым директором был и до 1938 г. оставался (с кратким перерывом в 1930—1932 гг., когда директорствовал О. Ю. Шмидт) профессор Самойлович.

ВАИ был зачинателем подавляющего большинства исследовательских операций на Крайнем Севере, многих самых громких плаваний, полетов, дрейфующих экспедиций. И одним из первых в этом ряду, безусловно, стал спасательный рейс ледокола «Красин» в 1928 г. Начальник экспедиции Р. Л. Самойлович был награжден только что учрежденным орденом Трудового Красного Знамени, а в 1935 г. за выдающиеся работы в Арктике ему был вручен орден Ленина. Депутат Ленсовета, вице-президент Географического общества СССР, член Международного морского арбитража, почетный член географических обществ мира, Рудольф Лазаревич Самойлович был в 30-е гг. одной из самых заметных и уважаемых фигур в Ленинграде (и, разумеется, в Арктике). Именно о нем академик Е. В. Тарле пустил однажды крылатую фразу: «У нас в стране два Самойловича, один—академик (имелся в виду востоковед А. Н. Самойлович.— 3. К.), а другой — знаменитый!»

Яркая, счастливая жизнь, любимые и любящие люди вокруг, преданные ученики, родной институт, ежегодные плавания в морях Ледовитого океана, посещение высокоширотных островов и архипелагов, мечты о Земле Санникова — чего еще может желать исследователь? Но над страной сгущались тучи...

Впрочем, началось это, как мы теперь знаем, отнюдь не в 30-е гг., и кто из полярников пал первой жертвой беззакония — неизвестно. Известно лишь, что уже вскоре после революции начали карать тех арктических гидрографов, кого судьба связала с Колчаком. В 1930 г. был арестован профессор-геолог Павел Владимирович Виттенбург, товарищ Самойловича по шпицбергенским изысканиям, исследователь Кольского полуострова, Новой Земли, Северной Якутии, острова Вайгач. Он организовал в 20-х гг. в Ленинградском университете кафедру географии полярных стран, начавшую выпускать первых в стране дипломированных специалистов-североведов (после ареста Виттенбурга эту кафедру принял Самойлович).

И повезли Павла Владимировича «из Сибири в Сибирь», на остров Вайгач, в свинцово-цинковые рудники, туда, где он успел уже сделать крупные геологические открытия! Он и теперь занимался там геологией, но на сей раз в роли заключенного, сотрудника местной экспедиции ОГПУ... Времена, к счастью, стояли прямо-таки либеральные десять лет тюрьмы и лагерей Виттенбургу заменили на пять, и в 1935 г. он освободился, предусмотрительно оставшись жить и работать в тех же северных краях (полная реабилитация пришла к нему в 1957 г.).

После того, как 1 декабря 1934 г. в Ленинграде был убит С. М. Киров, началась иная эпоха. Ее становление в Арктике возвестил «первый звонок» — речи руководителей Главсевморпути и реплики с мест на партийно-хозяйственных совещаниях в Москве в январе 1936 г. В них зазвучали зловещие словечки и выражения, надолго вошедшие в повседневную жизнь, отнюдь не только арктическую. Громкие недобрые голоса раздались в адрес ВАИ и его директора, вчера еще «самого уважаемого и любимого». Дескать, в институте полным-полно лодырей и всяческого «чуждого элемента», директор же покрывает бездельников и «чуждых». Последовала цитата из Сталина, вряд ли придавшая бодрости критикуемым: «Наука, порвавшая связи с практикой, с опытом,— какая же это наука?»