Питер Акройд - Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

14 июля горожане при поддержке французской гвардии штурмом взяли Бастилию; отрубленную голову коменданта крепости в знак победы пронесли по улицам города. Толпа ликовала, прежний режим не мог выстоять перед натиском народного гнева, народ желал перемен. Очередной неурожайный год спровоцировал голод в столице, люди недоедали и были истощены; народ становился опасен. Говорили, что четверть населения была вынуждена продавать все свое имущество, чтобы купить хлеб. Отчаявшиеся французы жаждали мести и боролись за средства к существованию. Сборщики налогов и помещики, взимавшие феодальную ренту, считались оплотом злодейства тех дней и часто становились жертвами жестокого народного правосудия. В других частях страны условия были не лучше. То и дело вспыхивали мятежи, не прекращались вспышки насилия. Несколько французских городов последовали примеру Парижа, и в окрестных деревнях крестьяне, вооружившись подручными средствами, выступили против бывших хозяев.

Король Людовик XVI чувствовал неизбежность перемен и в попытке успокоить своих подданных надел трехцветную кокарду и обратился с просьбой помочь в формировании нового правительства. Тем не менее ходили слухи, что его торжественные заверения были не вполне искренними; подозревали, что все это время он планировал свергнуть новый порядок и новые «свободы». «Свобода» была ключевым словом; им можно было прикрываться, оправдывая жестокости и убийства. Это слово родилось в огне. Тем не менее у него было и более благородное призвание. Вновь собранное в августе Национальное собрание приняло «Декларацию прав человека и гражданина» (фр. Déclaration des Droits de l’Homme et du Citoyen ). В первых трех положениях документа говорилось, что люди «рождены свободными и равными в своих правах и остаются таковыми» и что эти права включают в себя «свободу, собственность, безопасность и сопротивление угнетению»; третья статья подтверждала, что «источник суверенитета зиждется исключительно в нации. Никакое учреждение, ни один индивид не может обладать властью, которая не исходит явно из этого источника».

5 октября в Париже собралась многотысячная вооруженная толпа и с криками «На Версаль!» отправилась во дворец. К ним присоединились отряды добровольцев, и вместе они вошли в Версаль [214] Поход на Версаль (также Поход женщин на Версаль) – массовое шествие парижан к королевской резиденции Людовика XVI в Версале, вызванное нехваткой продовольствия в столице. Народ желал заставить короля одобрить декларацию и санкционировать конституционные порядки. . В итоге Людовика и королевскую семью с триумфом перевезли в Париж. Головы многочисленных сторонников короля, вздетые на пики, украшали дорогу в город, где короля еще раз заставили принять новую конституцию. Исторические связи были разрушены, а традиции попраны; обычаи и сложившийся за долгое время уклад потеряли всякое значение. В основе новой идеологии лежали рациональные принципы, воплощение воли «народа» и пылкая преданность отечеству. Духовенство было отстранено от дел, а дворянство оказалось в безвыходном положении; любой аристократ, который хотел выжить, становился предводителем горожан или отрядов народного ополчения. Зарождался новый порядок, во главе которого стояла приверженность идеалам, пусть и весьма туманным; видение реальности было куда важнее, чем сама реальность, а избитые лозунги о свободе и равенстве звучали из уст самых безжалостных и непреклонных людей во власти. Теперь значение имела лишь субъективно воспринимаемая воля народа.

Новости о событиях во Франции потрясли англичан, не ожидавших крушения монархии и разгула мятежей. Некоторые восприняли известия о Французской революции с подозрительностью и тревогой, однако многие с нескрываемой радостью приветствовали поражение деспотизма и восстановление свобод. Многие усматривали сходство со «Славной революцией» 1688 года, когда был свергнут король Яков II из династии Стюартов. Вдобавок многие надеялись, что Франция будет слишком занята внутренними проблемами, а значит, не будет представлять угрозу английским интересам и торговле.

Уильям Питт сохранял осторожность и придерживался политики нейтралитета; он хотел сохранить мир любой ценой, ибо только так можно было обеспечить процветание страны и сократить государственные расходы. Епископ Бейлби Портеус в июле 1789 года писал в дневнике: «Сегодня в Фулхэме мы ужинали с мистером Питтом. Он только что узнал о Французской революции и говорил о ней как о чрезвычайно благоприятном событии для нас, означающем продолжительный мир с Францией. Это исключительно приятный день». Сам Питт отмечал: «Наши соседи во Франции, кажется, дошли до предела», теперь «эта страна заслуживает сочувствия даже от соперника». Отношение к волнениям по ту сторону Ла-Манша было не лишено известной степени самодовольства.

Чарльз Джеймс Фокс, вечный борец за свободу личности, а в то время еще и носитель идей вигов, отнесся к революции совершенно иначе. Однажды он воскликнул: «Сколь же велико это событие, куда масштабнее, чем все то, что когда-либо происходило в мире, и значительно лучше!» Он вновь выразил свой восторг в палате общин, заявив, что новая конституция Франции – «самая выдающаяся и славная доктрина свободы». От недавно освобожденной страны не стоило ждать подвоха; все, что ей было под силу, – и дальше нести свободу по всему миру. Энтузиазм Фокса разделяли диссентеры и нонконформисты Англии, верившие, что король, придворные и духовенство Франции немногим лучше исчадий ада.

В ежегодном политическом альманахе New Annual Register за 1789 год журналист Уильям Годвин писал: «С этой поры нам следует начать отсчет долгой череды лет, в течение которых Франция и все человечество наконец овладеют своими свободами». Уильям Блейк завершил цикл под названием «Бракосочетание Рая и Ада» ( The Marriage of Heaven and Hell; 1790–1793) стихотворением «Песнь свободы» (A Song of Liberty):

Вспоминая о тех днях, лорд Кокберн писал: «Не только отдельные вещи и явления, а все, абсолютно все было насквозь пропитано духом этого события». Ожидалось, что последствия революции в самой Англии обязательно будут масштабными и положительными. Даже самым дальновидным современникам было невдомек, что из-за революции страна окажется втянутой в войну, которая продлится не одно десятилетие и коренным образом изменит внутреннюю политику государства. В самой Франции на смену монархии пришла представительная демократия, на смену самовольной диктатуре во имя народа – базовые принципы военного государства.