Питер Акройд - Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Вторжение герцога Брауншвейгского и его армии совсем не обрадовало Уильяма Питта и его коллег. Охваченная революцией Франция, пусть даже вышедшая из-под контроля короля, устраивала англичан куда больше, чем страна в руках Австрии и Пруссии. Французы были в бешенстве, а жестокие республиканцы в рамках недавно созванного Национального конвента настаивали на необходимости немедленной войны.

Считалось, что прекрасно обученным войскам герцога Брауншвейгского не составит труда взять верх над слабо вооруженными революционерами, не отличавшимися строгой дисциплиной. Однако преисполненные революционного пыла граждане (фр. citoyens ) упорно сопротивлялись; они ни за что не желали уступать врагам данную Богом свободу и, словно почувствовав второе дыхание, организовали национальную оборону страны. 20 сентября армии Австрии и Пруссии потерпели поражение у деревушки Вальми на северо-востоке Франции. События развивались не по заданному сценарию. На самом деле у герцога Брауншвейгского не выдержали нервы; против него выступили тысячи французских солдат, которые, хотя были не в лучшей форме, пели «Марсельезу» и кричали Vive le nation! («Да здравствует нация!»). Ему никогда прежде не доводилось противостоять такой армии, и потому он приказал своим войскам отступить. Сражение при Вальми – не самое знаковое событие в военной истории, однако для мировой истории его значение трудно переоценить. Прекрасно обученные и хорошо снаряженные войска, которые немало воевали, уступили – кому? Сброду? Кучке непрофессиональных солдат? В то время Гете находился в военном лагере пруссаков и пророчески заметил: «С этого дня начинается новая эра в истории мира». Командир полка прусской армии испытывал похожие чувства: «Мы проиграли больше чем битву. Мы потеряли доверие к себе. События 20 сентября облекли мир в новую форму. Это важнейший день столетия». На следующий день была провозглашена Первая Французская республика, а битва при Вальми стала предвестницей войны, которая продлилась целых десять лет.

Воодушевление и радость от победы ощущались по всей Франции. Теперь настало время двигаться вперед к мечте о мировой республике, в которой все народы Европы будут свободны. По словам французов, они пришли, чтобы свергнуть тиранов и разрушить дворцы, искоренить могущество духовенства, конфисковать собственность церкви и государства, чтобы снизить налоговое бремя для бедняков. К началу ноября французская армия вошла в Монс и Брюссель; были аннексированы Савой и Ницца, Италии и Испании угрожала реальная опасность. «Мы должны сразу прервать сношения со всеми кабинетами Европы, – заявил революционер Жак Пьер Бриссо. – Мы должны разжечь огонь во всех уголках Европы». Зарождался новый миропорядок.

Питт и его коллеги были всерьез обеспокоены чудесным воскрешением Франции. Если французам удастся захватить Австрийские Нидерланды [Бельгию] и настроить Объединенные провинции [Нидерланды] против Оранской династии, Французская республика станет мощной морской державой, угрожающей границам Англии.

Нарастающие призывы к свободе после отступления герцога Брауншвейгского настолько сильно взволновали политических реформаторов Англии, что газета The Times в октябре писала: «Полиции следует внимательнее следить за теми подстрекателями к революции, которые расклеивают листовки с призывами к мятежу». Тем не менее кабинет Питта казался на удивление апатичным и осторожным. По-видимому, вооруженные силы страны не имели достаточных ресурсов для подавления восстаний в крупных и мелких городах. Безусловно, правительство не собиралось объявлять войну Франции, опасаясь, что народ не потерпит конфликта с новоиспеченной республикой. В ноябре 1792 года в Министерство внутренних дел со всех концов страны стали поступать предупреждения о готовящихся бунтах; сообщалось, что «низшие сословия» объединялись в группы заговорщиков, готовили оружие и прятали его в определенных местах. Когда министерство наконец приняло решение собрать добровольческие отряды в некоторых областях страны, Фокс и его коллеги пришли в ярость. «Признаюсь открыто, – писал Фокс, – если они действительно это сделают, я приду в бешенство и вряд ли сочту, что французские фонари – это слишком суровое наказание». Фонарные столбы использовались в качестве виселицы для жертв террора. В декабре после публикации второй части «Прав человека» Томас Пейн был заочно осужден за распространение клеветы в подрывных целях.

По словам Фокса, правительство делает все, чтобы воскресить воспоминания о гражданской войне, и действительно, страна стояла на пороге всеобщего раскола. Стоило где-то появиться реформаторам, как тут же возникали и лоялисты, некоторую уверенность которым придавали магистраты и полиция. Например, в ноябре 1792 года в Лондоне на встрече в таверне «Корона и якорь» было основано Общество защиты свободы и собственности от республиканцев и уравнителей-левеллеров (Association for Preserving Liberty and Property against Republicans and Levellers). Одним из самых ярких эпизодов деятельности этого общества было «сжигание Пейна», когда чучело, символизировавшее писателя, бросили в костер. В ноябре в городе Челмсфорде в графстве Эссекс толпа сторонников монархии сожгла это чучело. Местная газета сообщала: «Чучело этого бесславного мятежника Тома Пейна было выставлено в городе на всеобщее обозрение; его посадили на стул, который несли на плечах четверо мужчин; в одной руке у него были “Права человека”, а под мышкой зажата пара корсетов [в напоминание о его прежнем ремесле]; голову украшало подобие фригийского колпака [217] Фригийский (фракийский) колпак – мягкий закругленный колпак красного цвета со свисающим вперед верхом, который носили древние фригийцы. Во времена Великой французской революции этот колпак носили якобинцы, с тех пор он является символом свободы и революции. , а вокруг шеи намотана веревка. На плакате, который несли перед чучелом Пейна, было написано: “Смотрите на предателя! На того, кто из зависти, корысти и амбиций мог бы потопить эту счастливую страну в крови!”»

Сообщалось, что по всей стране состоялось порядка 400 подобных сожжений.

В том же месяце обстановка накалилась еще сильнее. Национальный конвент в Париже заявил, что французское правительство и народ клянутся в братских чувствах ко всем «подневольным народам», они объявили «все правительства стран врагами, а народы этих стран – друзьями». Это был прямой призыв, обращенный к реформаторам и демократам с целью поднять восстания во всех европейских странах, особенно в Англии и союзнических государствах. Питт с осторожностью начал военные приготовления. Отряды добровольцев перебросили ближе к Лондону, охрану Тауэра усилили. Был установлен более жесткий контроль над радикальными клубами. Министерство по надзору за иностранцами (Alien Office), в котором служили многочисленные выпускники колледжа Крайст-черч в Оксфорде, внимательно следило за прибывающими в страну французскими беженцами и потенциальными революционерами. Секретная служба Фрэнсиса Уолсингема во времена правления Елизаветы I и Джона Тёрло в годы протектората Кромвеля становилась все более профессиональной.