Питер Акройд - Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Суд над Харди и другими фигурантами дела начался 25 сентября в Олд-Бейли и сопровождался многочисленными техническими обсуждениями сути обвинения. Харди был оправдан первым ввиду отсутствия доказательств его вины, и ликующая толпа вынесла его на руках из зала. За процессом следили многочисленные зеваки на улице и взволнованные зрители в зале суда. Следующим на скамье подсудимых оказался Тук, и через восемь минут он также был оправдан. Третьим невиновным признали Джона Телволла, одного из самых радикально настроенных ораторов и лекторов. Затем, к радости толпы, которая наводняла улицы Лондона, обвинения по другим делам также были сняты; обвиняемые признаны невиновными в государственной измене исключительно ввиду отсутствия доказательств, которые могли бы подтвердить совершение особо тяжкого преступления, каравшегося повешением.

Несмотря на провалившийся судебный процесс, сторонники реформ утратили запал. Война с Францией, в которой теперь, разумеется, видели врага, и кровопролитные события в Париже охладили пыл борцов за революционные идеалы Французской республики. Хотя угроза обвинения в государственной измене ослабла, полностью она не исчезла. Общество конституционной информации более не проводило встреч в Лондоне, а Хорн Тук ушел из политической жизни.

Этот период называют началом «эпохи террора» Питта. Ее кульминация наступила спустя четыре года, когда стали повсеместно арестовывать реформаторов. Порой эти события сравнивают с массовыми казнями, которые устроили в Париже Марат и Робеспьер; впрочем, даже если это так и было, то все происходившее в Англии по накалу страстей не шло ни в какое сравнение с событиями по ту сторону Ла-Манша. Действительно, непрекращавшиеся нападения на членов радикальных обществ многих заставили замолчать. Однако, по статистике, за десять лет было предъявлено лишь двести обвинений, а некоторые из них, как, например, суд над Туком и Телволлом, закончились оправдательными приговорами. Обстановка не выглядела революционной.

Характер нации лучше всего проявился, когда адмирал Ричард Хау нанес поражение французскому флоту в Атлантическом океане в начале лета 1794 года. Это сражение вошло в историю под названием «Славное первое июня». Когда вести о победе достигли Лондона, в Королевском оперном театре был остановлен спектакль, а зал зазвенел голосами зрителей, восклицавших «Правь, Британия!», и звуками национального гимна. В городе устроили праздничную иллюминацию, а король с консортом отправились в Портсмут, чтобы лично приветствовать возвращавшиеся корабли.

В следующем месяце более консервативно настроенные и преданные монарху виги, отказавшись поддерживать Фокса и Шеридана, решили присоединиться к правительству «Питта-патриота», как его иногда называли. Он никогда не причислял себя к тори и называл себя «независимым вигом»; тем не менее все происходившее заложило основы деятельности партии тори в XIX веке. Правительство в тот момент представляло собой мощную силу, сосредоточенную на обеспечении национального единства; политическую сплоченность заметно усилил государственный переворот, произошедший в Париже 27 июля, когда Робеспьер и лидеры якобинского террора встретились с «мадам Гильотиной», или, как ее еще называли, «мебелью правосудия». Это ни в коем случае не означало, что Франция перестала представлять угрозу. В бригадном генерале Бонапарте уже тогда видели главного распорядителя военных действий.

Тем временем конфликт вошел в фазу безысходности и нерешительности, когда стало ясно, что Англия и ее союзники лишены тех преимуществ на суше, которыми они могли похвастать на море. Английские войска испытывали острую нехватку людей, а предполагаемые союзники Британии начали плести интриги друг против друга. Пруссия не доверяла Австрии, а Англия резко критиковала Голландию, даже когда французская армия вплотную подошла к голландским границам. Пока союзники продолжали, как и прежде, распределять силы своих армий, чтобы оперативно реагировать на изменения обстановки, французские войска множились; кажется, что они одерживали верх не за счет революционного пыла, но благодаря своей многочисленности.

В самой Англии беспримерные бедствия вызывал голод. Это была главная причина волнений. Священник и врач Томас Фуллер еще в 1732 году издал труд «Гномология» (Gnomologia), собрав в нем пословицы и поговорки того времени. «Из двух зол выбирай меньшее». «В голод все хорошо». «Голод не тетка». «Голодный пес и с пола съест». Голодные мужчины, женщины и дети действительно могли съесть все что угодно. К концу 1795 года цены выросли на 30 % по сравнению с 1790 годом.

Магистраты Спинхемленда, собравшись на постоялом дворе «Пеликан» (англ. Pelican Inn ) неподалеку от Ньюбери в графстве Беркшир, предприняли попытку облегчить суровые условия и снизить градус народного негодования. На встрече решили, что, если цена на хлеб поднимется выше определенного уровня, бедные получат специальную субсидию из приходского фонда. Такая система социальных пособий казалась чрезвычайно эффективной, поэтому ее быстро переняли другие графства, и вскоре она получила название «закон Спинхемленда». Закон применялся повсеместно от Дорсета до Йоркшира. Впрочем, у него были и критики, полагавшие, что из-за социальных пособий заработные платы искусственно удерживаются на низком уровне; фермеры не видели необходимости платить больше своим работникам, зная, что приход все равно позаботится о доходе бедняков. Некоторым схема казалась деморализующей, а порой поступали жалобы, что рабочие угрожали смотрителям приходов, требуя увеличения помощи. Так начался извечный спор о зависимости от социального обеспечения, который длится по сей день.

Даже самые щедрые предложения не могли сдержать нарастающую волну гнева реформаторских обществ, переживших «террор» Питта. В конце июня 1795 года многотысячная толпа, собранная Лондонским корреспондентским обществом, пришла на Сент-Джордж-Филдс к югу от Темзы и высказала свои требования: прекратить войну и снизить цены на еду. Звучали и старые требования об избирательном праве для взрослых мужчин и ежегодных выборах в парламент, однако теперь главной темой был лозунг «Хлеба! Хлеба!». Собравшимся раздавали печенье с надписью «Свобода и достаток или рабство и нужда». Продовольственный бунт нельзя приравнивать к якобинству прошлых лет; это было мощное движение в масштабах страны, вобравшее в себя накопившуюся ярость и отчаяние и подпитываемое голодом. Хлебные бунты вспыхнули в Бирмингеме, Ковентри, Ноттингеме и Суссексе. В июле демонстранты разбили окно в резиденции Питта на Даунинг-стрит; в письме к матери он иронично заметил, что это был «всего лишь камушек». В следующем месяце Шеффилдское конституционное общество организовало митинг на пустоши Крукс-Мур, участники которого хотели, перефразируя слова из Евангелия от Луки, чтобы «когда мы просим хлеба, отец этого народа не подавал нам камень» [220] Притча о хорошем отце (Лк. 11:11) цитируется по Синодальному переводу: «Какой из вас отец, когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень?» .