Дэниел Джонс - Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Символически присутствовал на церемонии и отец короля. Новая усыпальница Эдуарда I представляла собой простую, без излишеств, гробницу из пурбекского мрамора, на котором были вырезаны слова «EDWARDUS PRIMUS SCOTTORUM MALLEUS HIC EST. PACTUM SERVA» («Здесь лежит Эдуард I, молот шотландцев. Храни верность»). Бесстрастное напоминание, что царствование предполагает и военные обязанности, призывавшее всех, кто поклялся воплощать в жизнь видение объединенной, артуровской Британии к ответственности и к исполнению обещания, данного на Лебедином пиру.

Все взгляды были устремлены на короля. Об руку с юной невестой он вошел в церковь аббатства, одетый в зеленый хитон и черные рейтузы, босиком ступая по ковру из цветов. Над головами монаршей четы держали вышитый балдахин, а впереди них шествовали магнаты и прелаты Англии.

Порядок шествия регулировался строгим протоколом, который при каждой коронации неизменно становился предметом споров. У каждого графа в этом ритуале была своя роль. На коронации Эдуарда графы Ланкастер, Уорик и Линкольн несли великолепные мечи; кузен короля Генри Ланкастер держал королевский скипетр; четыре других барона – Хью Диспенсер Старший, Роджер Мортимер де Чирк, Томас де Вер, сын графа Оксфордского, и Эдмунд Фицалан, граф Арундел, – несли носилки, на которых возлежали роскошные и тяжелые коронационные мантии.

Но посреди всех этих знатных людей шествовал Пирс Гавестон, гордо выступавший прямо перед Эдуардом и Изабеллой. По словам летописца собора Святого Павла, он был одет, как «бог Марс». Гавестон, будто на смех, затмил присутствовавших дворян, разодетых в золотую парчу, своим расшитым жемчугом шелковым платьем цвета королевского пурпура. Он нес корону святого Эдуарда Исповедника – самую священную из королевских регалий.

Это был веский и безошибочный знак того, какая роль уготована Гавестону при новом царствовании, и собравшиеся аристократы не могли истолковать его иначе как гнусное надругательство над их родословной и статусом. Но Эдуард и Гавестон именно этого и добивались. Месяцами новый король воображал, как публично заявит о своем новом партнерстве: о своей братской связи с Гавестоном.

Под взглядами обомлевшего собрания Эдуард произнес свои коронационные клятвы – на французском языке, а не на латыни, как было принято. Король пообещал соблюдать законы святого Эдуарда Исповедника и «законы и справедливые обычаи, которые установит население страны». В правление его отца парламент собирался часто и служил площадкой для политических дискуссий, возражений, дебатов и переговоров. Включение в священную коронационную клятву кивка в сторону растущей роли политического сообщества отражало новую политическую реальность.

Однако всеобщее внимание привлекла отнюдь не новая коронационная клятва, а Гавестон. Само его присутствие оскорбляло собравшихся аристократов. Когда пришло время церемониального обувания короля, Гавестон разделил почетную обязанность с графом Валуа и графом Пембруком, пристегнув левую шпору к королевскому каблуку. После помазания Эдуарда и Изабеллы король взошел на трон, внутри которого лежал Скунский камень, чтобы принять оммаж своих магнатов, а Гавестон возглавил процессию на выход: в руках он держал Куртану – королевский меч милосердия, который на пути в церковь нес граф Ланкастер.

Для общества, регламентируемого иерархией и неприкосновенными традициями, все это было грубым нарушением протокола, и, пока Гавестон красовался, из толпы раздавались неподобающие моменту возмущенные возгласы. Но худшее было впереди.

Организацией праздника, последовавшего за коронацией, занимался Гавестон, и он превратил его в вульгарную попытку покрыть себя еще большей славой. Стены банкетного зала были увешаны роскошными гобеленами, которые были расшиты гербами не Эдуарда и Изабеллы, но Эдуарда и Гавестона. Новоиспеченную королеву так беспардонно отодвинули в сторону, что это оскорбило всю ее семью, присутствовавшую на церемонии, и последней каплей стало поведение Эдуарда, который на протяжении всего застолья – где практически несъедобное угощение подавали с задержками – разговаривал и шутил с Гавестоном, не обращая на невесту никакого внимания. Еще до коронации юная королева писала отцу, жалуясь, что ее держат в нищете и обращаются с ней без уважения. Коронация стала публичной демонстрацией неподобающего обращения. Вдобавок ко всему позже стало известно, что Эдуард отдал своему фавориту свадебные подарки и лучшие из драгоценностей королевы.

Коронация обернулась кошмаром. В глазах всего политического сообщества, так же как и в глазах семьи Изабеллы, она лишь подтвердила опасную одержимость короля Пирсом Гавестоном, не только непристойную, но грозившую спровоцировать в стране политические потрясения. Эдуард не мог бы найти более эффективного способа расстроить и озлобить тех, кто готов был его поддержать.

Потребовалось всего несколько дней, чтобы гнев, вызванный коронацией, а также высокомерное обращение Гавестона с графами и баронами спровоцировал политический кризис. В апреле должен был собраться парламент, и магнаты поговаривали о том, чтобы явиться на него при оружии и призвать Гавестона к ответу за его поведение. Предвидя неприятности, в конце марта король приказал сломать мосты через Темзу, а сам укрылся в Виндзорском замке. С его воцарения не прошло и года, а с момента коронации – считаные дни, и Эдуард уже до копейки растратил политический капитал и доброе расположение, которым обычно награждают нового короля. Он был вынужден готовиться к вооруженному восстанию английских баронов.

Когда в апреле 1308 года собрался парламент, группа магнатов, возглавляемая Генри де Ласи, графом Линкольна, сформулировала три тезиса величайшей конституционной важности. «Оммаж и присяга на верность – это дань короне, а не королю лично», – заявили они, впервые четко разграничив личность короля и институт монархии. Магнаты потребовали изгнать Гавестона из королевства и лишить его титула графа, написав, что «он обездолил корону… и ослабил ее… и сеет раздор между королем и его людьми».

Это заявление не было манифестом недовольного меньшинства, но ясно сигнализировало о конституционном сопротивлении, объединившем практически всех английских баронов. Графы Ланкастер, Пембрук, Уорик, Херефорд и Суррей поддержали Линкольна и устроили в Вестминстере показательную демонстрацию силы, чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений. Король вызвал в Англию архиепископа Уинчелси, отсутствовавшего в стране в момент коронации. Приехав, тот тут же встал на сторону баронов и угрожал отлучить Гавестона от Церкви, если тот не покинет страну к концу июня. Только один из баронов, сэр Хью Диспенсер Старший, не оставил короля. Диспенсер был заслужившим доверие дипломатом и ревностным роялистом. В 1306 году он заплатил целое состояние – 2000 фунтов, – чтобы женить своего единственного сына, Хью Диспенсера Младшего, на сестре графа Глостера. И в дальнейшем он всегда будет на стороне короля.