Дэниел Джонс - Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Увидев, что в разгар войны никто не сторожит крепость Лондона, Эдуард пришел в ярость. Он ворвался в Тауэр, пронесся по крепости с инспекцией и принялся составлять список людей, которых желал видеть немедленно: казначей, канцлер и чиновники их ведомств; судьи; мэр Лондона и лондонские купцы, ответственные за торговлю шерстью; и, конечно, комендант Тауэра, чьим заботам была вверена главная цитадель столицы, возмутительным образом оставленная без охраны.

Гнев Эдуарда легко понять. Война – предприятие, в которое он вложил так много денег, – три года сводилась к случайным стычкам, а теперь практически полностью обанкротилась. При Слёйсе англичане одержали крупную победу, но дальше оказались в патовой ситуации, которая к тому же дорого им обходилась: Филипп VI старательно уклонялся от любых попыток втянуть его в бой. Он отклонил эксцентричное предложение английского короля устроить личную дуэль или организовать сражение, выставив по сотне рыцарей с обеих сторон. Пятидесятилетний приземистый французский король разумно рассудил, что в первом случае у него нет шансов устоять против энергичного 28-летнего Плантагенета, а во втором он ничего не выигрывает, но потерять – в турнире, где на кону такая высокая ставка, – может все.

Эдуард посчитал отказ личным оскорблением; две военные операции, последовавшие за отвергнутым предложением, бесславно провалились. Нападения на пограничные города Турне и Сент-Омер дорого обошлись в плане денег и живой силы, но не привели ни к чему, кроме кровопролития и отступления. Шевоше – вооруженные конные налеты на вражескую территорию с единственной целью посеять ужас и хаос среди местного населения – возможно, доставляли удовольствие исполнителям, но стратегическому продвижению никак не способствовали. Эплешенский договор, который подвел итог сезону бесплодных кампаний, устанавливал мир на всей земле от Шотландии до Гаскони, но вряд ли знаменовал то победоносное возрождение Англии, о котором мечтал Эдуард, объявляя войну три года назад.

Эдуард не сомневался, что причина английских неудач после Слёйса – хронический недостаток финансирования. Он задолжал фламандским союзникам кучу денег и не мог продолжать военные действия, пока не выплатит гигантские суммы, обещанные им за поддержку. А чтобы король мог сделать это, его министры должны были выжимать из страны деньги – неважно, какими средствами. Эта заминка и породила серьезнейший кризис в истории царствования Эдуарда.

1 декабря 1340 года, наутро после первых гневных тирад в Тауэре, Эдуард принялся за полномасштабную чистку правительства. Он увольнял чиновников, начиная с самых высокопоставленных, а затем спускался ниже по иерархической лестнице. Первыми покинули свои посты канцлер и казначей. Затем король приказал арестовать главного судью по гражданским делам (одного из двух главных судей Англии), четырех других судей, коменданта Тауэра и трех крупнейших английских торговцев. Своих должностей лишилось множество служащих казначейства, а оставшимся приказали провести полную проверку всех последних операций. Выказав совершенное отсутствие доверия этому учреждению, Эдуард приказал направлять налоговые поступления напрямую в чрезвычайное казначейство Тауэра.

Королевских служащих в графствах прочесали частым гребнем: Эдуард проредил таможенных чиновников, заменил почти половину шерифов, всех коронеров и судебных приставов, ответственных за сбор королевских доходов в графствах. Королевские комиссии oyer and terminer, наделенные правом разбирать жалобы на злоупотребление властью со стороны королевских чиновников за все годы правления Эдуарда III и Эдуарда II, переезжали из графства в графство, искореняя коррупцию.

Затем Эдуард принялся мстить архиепископу Кентерберийскому. Стратфорд возглавлял регентский совет и потому, по убеждению короля, нес полную ответственность за все обнаружившиеся недоработки английского правительства. Канцлером, которого Эдуард уволил в Тауэре, был брат Джона, Роберт Стратфорд, епископ Чичестера. В гневных письмах и публично король обвинял Джона Стратфорда в том, что тот ограничивал его в средствах, препятствовал утверждению парламентом новых налогов и превышал свои полномочия.

Стратфорд тем не менее остался непоколебим. Он считал, что во всех бедах виновата не его регентская администрация, но сам король, который предъявлял стране непомерные требования, следовал советам своих невежественных друзей и вел себя как тиран: массово арестовывал подданных и угрожал Церкви в лице архиепископа Кентерберийского. На письма Эдуарда он отвечал, не стесняясь в выражениях. Он называл Эдуарда «новым Ровоамом», намекая на библейского короля, который игнорировал советы мудрых, прислушивался к словам юнцов – своих друзей, и притеснял народ.

Это был болезненный укол. Ровоама помнили по словам, сказанным им народу Израиля: «Отец мой обременял вас тяжким игом, а я увеличу иго ваше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами» (Третья книга Царств, 12:11). На случай, если Эдуард не поймет намека, Стратфорд расшифровал свое сравнение. Он обвинил Эдуарда в нарушении Великой хартии вольностей и коронационных клятв, предупредив его: «Вы хорошо знаете, Ваше Величество, что случилось с Вашим отцом».

На Рождество и ранней весной Эдуард устроил свои обычные расточительные турниры по всей стране. Эпистолярная война со Стратфордом шла своим чередом: Эдуард и его советники с невероятной злобой сыпали оскорблениями, которые Стратфорд назвал libellus famosus («отъявленной клеветой»): в запале король обвинил архиепископа в предательстве.

Ситуация складывалась опасная. Эдуард небезосновательно был недоволен своими неумелыми управленцами, но, обвиняя архиепископа Кентерберийского в измене, он навлекал на себя подозрения в тирании. Стратфорд не позволил себе бурной реакции на злобные выпады короля, отклонил большую часть обвинений, выдвинутых против него, и потребовал права высказаться в свою защиту в парламенте. Распалившийся король начал пересыпать свои письма личными оскорблениями. Конфликт грозил стать повторением самого бесславного эпизода в истории Плантагенетов. Стратфорд, пылко возражавший королю, конечно, знал о прецеденте: о том, что случилось с его предшественником Томасом Бекетом.

Дело перешло в решающую стадию, когда был созван мартовский парламент 1341 года. Используя в качестве предлога невыплату налогов, Эдуард приказал своим слугам попросту не пускать Стратфорда в Расписанную палату Вестминстерского дворца, где заседал парламент. Зато он пригласил туда нескольких своих придворных и советников, которые не имели права голоса. Возмущенный Стратфорд упрямо торчал под дверью палаты при всех своих архиепископских регалиях, отказываясь двинуться с места, пока его не впустят. Противостояние тянулось три дня, пока не вмешался граф Суррей, сказавший королю: «Парламенты такими быть не должны. Ибо не допускаются те, кто должен быть здесь прежде всего, а вместо них сидят другие, низкого положения, не дело которых быть здесь». Стратфорду разрешили войти в палату и выслушать 32 обвинения в должностных преступлениях.