Дэниел Джонс - Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Но отнюдь не мир готовили в Вустере. В Глостершире ковались сотни тысяч арбалетных болтов. На специализированных французских рынках закупались боевые лошади, а через юстициария Ирландии – зерно и овес. По всей Англии реквизировали повозки. Королевский монетный двор штамповал серебряные пенни для оплаты услуг тысяч солдат, которые должны были защитить Англию и отстоять честь семьи Плантагенетов. О том, насколько непрочным было владычество Лливелина, свидетельствовало число валлийских наемников в армии Эдуарда: в пехоте их было не менее 9000.

Но на этой войне главная роль досталась не пехоте, а огромным отрядам, прорубавшим проходы в лесах Северного Уэльса, обеспечивая продвижение армии Эдуарда. Под охраной рыцарей и арбалетчиков тыловые бригады прокладывали широкую дорогу, по которой могла двигаться огромная армия. Они вырубали густые глухие леса, скрывавшие традиционные маршруты в Сноудонию, расчищая путь, местами достигавший ширины в несколько сотен футов. Теперь англичане могли не бояться излюбленной партизанской тактики валлийцев, подрубавших деревья, чтобы неожиданно обрушить их на врага и раствориться в лесу. У Флинта, где сам Генрих II чуть было не стал жертвой подобной засады, была заложена большая деревянная крепость – оперативная база для дальнейшего продвижения.

Предприятие целиком стало грандиозным успехом реквизиции имущества для военных целей, тщательного планирования и инженерного искусства. В численном выражении армия Эдуарда была не так сильна, как войско, маршировавшее к Тулузе под командованием Генриха II, или армия крестоносцев, отправившаяся в Третий крестовый поход с Ричардом I. Но кампания была спланирована со знанием дела и лишила Лливелина последнего шанса сопротивляться. Он уже не мог надеяться потрепать армию англичан на марше, прибегнув к привычным партизанским налетам: инженеры Эдуарда лишили валлийцев прикрытия.

Армия глубоко вторглась на территорию Лливелина. Весь август англичане расчищали себе путь от Флинта до Рудлена, а затем до Конвея. Продвигаясь в направлении Гвинеда, они постепенно отрезали каналы поставок и передвижения людей, окружая валлийцев и голодом вынуждая их покориться. На каждой важной заставе инженеры приступали к земляным работам, отмечая места, где позже должно было начаться строительство полноценных крепостей.

Лливелин отступил в горы. Эдуард продвинулся до реки Конвей и разбил лагерь в Деганви – глубоко в тылу врага, где отношение валлийцев к власти Плантагенетов недвусмысленно демонстрировал силуэт разрушенного замка, некогда построенного здесь Генрихом III.

Вскоре мелкие уэльские князья начали покидать Лливелина. Решительный удар Эдуард нанес в начале сентября: его военно-морские силы высадились на Англси, заняли остров и собрали урожай зерна, захватив богатейший сельскохозяйственный район Уэльса и моментально опустошив амбары Гвинеда. Этого хватило, чтобы убедить Лливелина: английский король – противник, которого следует воспринимать всерьез. Через несколько дней Лливелин сдался, а 9 ноября подписал в Рудлене мирный договор, по условиям которого он сохранял за собой Гвинед, но лишался практически всех других своих владений. Лливелин согласился уплатить штраф в 50 000 фунтов и отказаться от прав на Четыре кантрефа – четыре мелких графства у границ Гвинеда, и на все территории, занятые Эдуардом по пути на запад. Уэльский принц обязался уладить конфликт со своими братьями Оуайном и Давидом и, признав превосходство английского короля, согласился принести Эдуарду ленную присягу не только на границе, в Рудлене, но и в Вестминстере, в средоточии власти и центре управления Англией.

Лливелин был разбит наголову, и, с точки зрения Эдуарда, мирный договор был неплохим финалом военной экспедиции. Чтобы укрепить позиции Англии, он планировал построить замки в Аберистуите и Билте, во Флинте и Рудлене. По периметру Уэльса ощетинились оружием военные форпосты англичан. Вторжение 1277 года увенчалось впечатляющим успехом. Но Лливелин даже не догадывался, что это всего лишь начало.

Эдуард был счастлив своей победой над Лливелином. Он отпраздновал Пасху 19 апреля 1278 года жутковатой церемонией вскрытия гробницы Артура и Гвиневры в сумрачном аббатстве Гластонбери. Согласно местному хронисту Адаму из Дамерхэма, скелеты лежали рядом, каждый – в гробу, на стенках которого были изображены лик и руки усопшего. На следующий день кости перенесли в роскошное место упокоения в том же аббатстве. Новая гробница будет позже разорена в период «роспуска монастырей», но антиквар XVI века Джон Леланд писал, что она была выполнена из черного мрамора; в головах и в изножии ее были вырезаны по два льва, а сверху располагалась эффигия самого Артура. Церемония буквально пульсировала посланиями нового режима: с одной стороны, король Артур, которого так почитали валлийцы, был мертв; но с другой стороны, он жил в Эдуарде. Приложившись к костям в аббатстве Гластонбери, король и королева Элеонора намеревались вплести миф об Артуре в ткань семейной традиции Плантагенетов. Это было хорошо просчитанным завершением крайне успешной кампании.

После первой победы над Лливелином Эдуард сосредоточился на внутренних делах. Его канцлер Роберт Бернелл приступил к реализации обширной программы законодательных реформ: в 1275, 1278 и 1279 годах были приняты три статута, охватывающих чрезвычайно широкий круг вопросов (они известны как первый Вестминстерский статут, Глостерский статут и Статут о праве мертвой руки соответственно). Статуты касались самых разнообразных тем: форм землевладения, обеспечения свободных выборов в парламент и права любого человека, хоть богача, хоть бедняка, на правосудие (Вестминстерский); учреждения новой системы выездных судов, которые путешествовали по стране, расследуя нарушения прав короля (Глостерский); и предотвращения перевода земель в собственность Церкви, совершаемого с целью избежать феодальных обязанностей и пошлин (Право мертвой руки). Статуты обозначили начало законодательной революции, которая продлится больше десяти лет.

Досаждали королю и трения с Церковью. Папа Николай III не дал ему назначить Бернелла на пост архиепископа Кентерберийского, и Эдуарду пришлось смириться с кандидатурой несговорчивого и крайне набожного францисканского монаха Джона Пэкхэма. Пэкхэм был весьма принципиальным церковным политиком, неукоснительно соблюдавшим францисканские правила. Он отказывался от любой личной собственности (а значит, у него не было своего дохода, и потому он постоянно влезал в разорительные долги, занимая деньги у итальянских банкиров), требовал от английского духовенства жесткой дисциплины и верил, что осенен божественной миссией искоренить коррупцию и злоупотребления в Церкви, особенно со стороны священников, разбогатевших за счет плюрализма – обслуживания нескольких приходов. На его подход к отношениям между Церковью и короной недвусмысленно намекала его официальная печать, на обратной стороне которой была изображена сцена мученичества Томаса Бекета.