Рафаэль Жерусальми - Братство охотников за книгами

Паломники пустились в путь. Франсуа, задрав голову, шел позади Авиафара и проводника: он с восхищением рассматривал балконы в цветах, статуи на фасадах, фрески, украшавшие фронтоны. Так прогуливается беззаботный прохожий. Сделав несколько шагов, он остановился: заскорузлый край свитка торчал из котомки. Он засунул его обратно, рассохшаяся бумага хрустнула. Трамбуя кусок старой кожи, отчего на котомке вздулся холст, он был похож на нищего, который стыдливо прячет свои лохмотья. Фичино издали наблюдал за ним: проделки монаха не могли ввести его в заблуждение. А лукавая усмешка брата Бенуа, которую он успел заметить перед тем, как тот свернул за угол, окончательно поколебала доверие ученого.

Павел II величественно прошествовал через весь зал. При его приближении кардиналы склоняли головы. Их сутаны колыхались пурпурными волнами, по которым его белоснежная сутана плыла, словно парус. Святой отец ступал по ковру, ведущему к возвышению. Архиепископ Анджело стоял у колонны бокового нефа. Он вытянул шею, стараясь разглядеть, что происходит в глубине зала, там, где находились знатные гости. Пьеро ди Козимо де Медичи среди них не было, своим отсутствием он демонстрировал неодобрение происходящего. В сущности, папа связал ему руки. Здесь его представлял сын, Лоренцо Великолепный, более тонкий и умный, более дипломатичный. Молодой вельможа был одет в блестящий камзол, золотая и серебряная парча сверкала и переливалась в свете витражей. Он сидел с прямой спиной, высоко поднятой головой, всем своим видом — выражением лица, яркой внешностью, вызывающей роскошью наряда — демонстрируя презрение к этому строгому залу. Два сопровождавших его монаха сидели позади. Их нечеткие силуэты едва вырисовывались в глубине, чуть наискосок, словно это были тени блестящего аристократа. На коленях у одного из них лежала заплатанная котомка. Она все еще была набита пергаментом, служившим упаковкой. Его желтые смятые края все время вылезали из котомки, жесткие, словно свиная шкура, с пятнами плесени, лоснящиеся, изъеденные временем. Бедный монах пытался затолкать их обратно, будто стыдился этого убожества. Но непокорная кожа опять разворачивалась и лезла наружу, смущая его все больше. Анджело с задумчивым видом наблюдал за этим человеком. Его сандалии были покрыты пылью, плащ выцвел на солнце. Но во взгляде сияла гордость. Возможно, это был единственный набожный человек среди присутствовавших.

Украшенный драгоценными камнями ларец лежал на возвышении. Лучи от сверкавших камней складывались в четкую призму. Папа медленно поднимался по ступенькам, закрывая своим силуэтом сияющее облако вокруг изумрудов и горного хрусталя. Он взял протянутый секретарем ключ и преклонил колени, вставляя его в замок. Присутствовавшие простерлись ниц. Он осторожно приподнял крышку, шепча благословение, затем, увидев выцветшие буквы, осенил себя крестом и разрыдался. Святой отец коснулся священного манускрипта кончиками пальцев, не решаясь взять в руки. Пергамент такой хрупкий! Архивариусы Ватикана советовали беречь его от света. Один из них уже приступил к чтению латинского перевода, сделанного учеными.

Иисус знал, что скоро умрет, и не скрывал Своего страха. Анна пытался Его ободрить, уверяя, что жертва будет не напрасной. Но Христос не принимал утешений. Он не желал смириться с судьбой. Ведь Его убивают для того, чтобы Он замолчал? Потому что Его речи настолько же беспокоят Иерусалим, насколько и кесаря? Напрасно иудеи верят, что Его казнь усмирит гнев римлян. Многие погибнут, как и Он. Храм будет разрушен, сказал Иисус. И Рим падет.

Переводчик внезапно прекратил чтение. Павел II поднялся и сурово провозгласил, что откровения, которые последуют далее, относятся к временам грядущим и обнародовать их преждевременно — неразумно. Мудрость Христа будет ложно понята верующими и извращена противниками веры. Раздался недовольный ропот разочарованных кардиналов, но святой отец уже запер ларец. Ключ он передал секретарю, а камерарий папы поспешно унес священный текст в хранилище. Тем же вечером солдаты ватиканской гвардии собрали всех толкователей, имевших доступ к запискам Анны, и предали их смерти.

— Пиши так. Есть начало и есть конец. Храм будет разрушен. И Рим падет. И наконец Бог упокоится с человеком…

— Ты богохульствуешь!

— Какой отец хотел бы пережить своего сына?

Я потребовал от подсудимого отречься от сказанного. Тщетно. Он упорствовал.

— Пиши так. Есть до и есть после. Все начинается и все завершается, когда умирает первый невинный. И Бог умирает вместе с ним. Это ты богохульствуешь, отрицая Его смерть, Его печаль.

— Что же ты за иудей, если говоришь так?

Сидя у огня, Павел II в последний раз перечел показания Назарянина, Его обличительную речь в адрес священников и кесарей, пророчества о злодеяниях, которые будут свершаться во имя Его, отказ от снисхождения по отношению к Нему, от какого бы то ни было погребения, Его прощальное письмо Марии. В сущности, Христовы обличения, будь они обнародованы, повредили бы не только кюре, но и раввинам. Братство никогда не имело намерений распространять эти тексты. Просто сводились счеты между Римом и Иерусалимом, и никого другого это не касалось. Освобождение одного из их соратников — всего лишь предлог. Охотники за книгами ожидали подходящего момента. Похоже, как раз сейчас он и настал: христианство переживало не лучшие времена. Они слепо бросились в битву на стороне тех, кто, как они полагали, может победить в Париже, Флоренции, Амстердаме — и кто обманет их при первом удобном случае. Они слишком в себе уверены. Являя миру записи Анны, братство не просто бросает вызов папству. Оно демонстрирует свою силу, оно не сомневается, что одержало первую победу. Но войну против иудеев и ученых-гуманистов выиграет все-таки Церковь. Какие злобные физиономии скорчат Людовик XI и все эти Медичи, когда увидят, как их союзники обугливаются на кострах инквизиции.

Павел II возблагодарил Господа, возложившего на него миссию: хранить веру и передать последние слова Христа тому, кто имеет право их знать. Он сумеет выполнить ее. Папа вызвал секретаря и продиктовал ему указания для инквизиции, повелев ужесточить цензуру против еретиков и душить иудеев повсюду, где их только отыщут. Он призвал королей-католиков поддержать его в борьбе с противниками Господа и их враждебными действиями. Сомнения покинули его. Теперь он знал, что избран Провидением, дабы защитить послание Спасителя от людского безумия. Люди еще не готовы внимать Божественной Истине. Он, Павел II, станет направлять их. Ватикан будет хранить истину запечатанной в своих подвалах, пока не настанет день Откровения.