Рафаэль Жерусальми - Братство охотников за книгами

Колен с трудом мог поверить, что Франсуа так легко удалось одурачить братство. А вдруг рукопись, данная ему Гамлиэлем, была такой же фальшивой, как и подделка, сочиненная им с таким воодушевлением? Вийон не удосужился ни прочесть манускрипт, ни убедиться в его подлинности. Может, он только притворялся, что поверил словам отца Поля и Гамлиэля? Зачем он вообще ввязался во все это? А Фичино, а ученые из Ватикана? Неужели Спаситель стал разменной монетой в их игре?

Франсуа, которого не терзали подобные сомнения, гладил пальцами куски пергамента с таким почтением, что Колен пришел в замешательство.

— Я и вправду не знаю, что продиктовал Анне добрый Господь. Подлинные это записи или нет, я поклялся, что Его последние слова никогда не извратят ханжи и святоши, кто бы они ни были: католики, иудеи. И никто не станет произносить их от Его имени, преследуя свои цели.

Колен скривился, а Вийон упивался своим рассказом.

— Ватикан проявил невиданную проницательность, и это делает ему честь. Печать Церкви на моей подделке — своего рода защита от всяких неожиданностей. Теперь любой иной вариант, который попытаются опубликовать враги, будет тут же объявлен сомнительным. Даже если это окажется подлинник.

— А он по-прежнему в руках у охотников за книгами!

— Или у меня, вот в этой самой котомке. Иерусалим был бы заинтересован в том, чтобы папа с ним ознакомился. Ведь б о льшая часть того, что говорит тут Иисус, или подвергнута цензуре, или сочинена Анной, дабы оправдать евреев в глазах Рима. Но если братство вручило мне фальшивку или, скажем так, исправленный вариант, в его интересах отныне хранить в тайне существование подлинного текста.

Колен по-прежнему сомневался. Он протянул котомку Вийону.

— Подлинник это или нет, Иерусалим наверняка сохранил копию.

— Да. Но в любом случае текст нельзя будет использовать дважды.

— Разве только им понадобится опровергнуть твой вариант.

— Который устраивает всех куда больше, чем правда.

Франсуа и Колен дружно рассмеялись. Они налили себе еще по кружке сидра. Чокнулись, совсем как в той, другой, таверне, в Лионе.

— Да уж, никто не решится в этом признаться…

— Христос ведь не может Сам Себе противоречить.

— Великие папы и мудрые раввины не могут ошибаться на этот счет…

— И особенно Шартье, который тебя в это впутал.

Колен на мгновение задумался, его лицо омрачилось.

— А ведь ты тоже попал в ловушку вместе с ними, Франсуа. Отныне тебе придется держать язык за зубами…

— Им это прекрасно известно. Вот почему я уверен, что настоящие записи Анны здесь.

— В таком случае иудеи сыграли с тобой злую шутку. Теперь папские ищейки бросятся в погоню за тобой, а не ними.

— И за всеми христианами, которые, веря Христу на слово, не признают догм.

Колен отставил пустую кружку. Строго взглянув на приятеля, он ткнул пальцем в полотняную котомку на скамье. Теперь на эти старые куски пергамента он смотрел иными глазами. С благоговением.

— И что ты будешь с этим делать?

Лекарь надел черную фетровую шляпу. Она была такой высокой, что задевала рожки люстры. Лоренцо, лежа на диване в библиотеке, все ждал, когда эта остроконечная, как у колдуна, шляпа проткнет паутину, растянувшуюся между хрустальными подвесками, или загорится, коснувшись свечи. Врач, не подозревавший об опасности, преисполненный учености и собственного величия, принялся произносить заумные термины по-латыни и по-гречески, что не сулило ничего хорошего. Он оглашал свой вердикт, обращаясь к книгам, как если бы выступал перед обществом ученых коллег. И лишь когда молодой аристократ стал раздраженно разматывать завязки кошелька, эскулап соблаговолил заговорить яснее. У пациента множество кровоподтеков, ожогов и порезов, не говоря об ужасающей худобе. Плотная еда, в частности окорок пожирнее, наверняка пойдет ему на пользу. А хорошее кровопускание должно избавить его от дурного расположения духа, коим страдают все, кому довелось подвергнуться допросу с пристрастием. Успокоившись, Лоренцо щелкнул пальцами, и лакей без промедления проводил шарлатана до дверей дворца.

Молодой монах, которого до сих пор не было видно, выступил из обширной ниши, украшенной бюстом Козимо, отделявшим полки со старинными фолиантами, латинскими и греческими, от полок с современными книгами, итальянскими и французскими. Он испросил дозволения нанести визит выздоравливавшему. Величественным взмахом руки таковое дозволение было дано, и монах стал подниматься по лестнице.

Едва только он вошел в комнату, Федерико тут же сбросил простыни. Ему даже удалось выпрямиться, опершись на перину, он опасался, как бы ему не назначили соборование. Но Авиафар, откинув капюшон, сразу заговорил на древнееврейском. Ему было неведомо, что человек, спасшийся из ватиканских застенков, и есть его вождь, глава братства. Он знал только, что этот человек — иудей, как и он, о чем поведал ему пастух-ессей из Кумрана. Облегченно вздохнув, Федерико предложил посетителю сесть возле постели. Авиафар, пришедший в растерянность при виде жалкого состояния книготорговца, не решался тревожить его вопросами. Больной, любезно улыбнувшись, взял инициативу в свои руки. Он сразу догадался о том, кто этот худой юноша с бледным лицом, так неумело переодетый в монашка.

— А как поживает твой друг Вийон?

Федерико не ожидал ответа. Он даже догадывался, где в данный момент может находиться Франсуа. Неподалеку отсюда, в грязных трущобах, вместе с Коленом.

Именно братство настояло на этой якобы неожиданной встрече. Кокийяру, прятавшемуся в притоне Экса, достаточно было намекнуть, что некий монах по имени Бенуа ожидает его с последними новостями из Галилеи и срочным посланием Вийона для Людовика XI.

Король не довольствовался бы простым письмом Фуста об успехе миссии. Рассказ Колена будет убедительнее. Он поведает, что собственными глазами видел драгоценный документ и что Вийон чувствует себя превосходно. С хорошей новостью Колен поспешит в Париж, где его ожидает щедрое вознаграждение.

Все это, конечно, впечатлило Авиафара. Но что имеет в виду книготорговец?

— Твоя миссия не увенчалась успехом, Авиафар.

Молодой человек вздрогнул: откуда тот знает его имя? Федерико, не обращая внимания на реакцию собеседника, рассказал ему, как ловко Франсуа всех провел. Встревоженный Фичино предупредил Медичи об обмане: монах представил им документ, явно изготовленный недавно, в спешке. Фичино предположил, что братство, не желая выпускать из рук подлинник, рассчитывало на его авторитет в ученом мире, он должен был способствовать распространению подделки, которую брат Бенуа и брат Мартин привезли из Галилеи. Иерусалим и впрямь на это рассчитывал, там нисколько не сомневались, что мэтр Вийон спрячет оригинал и заменит его фальшивкой собственного сочинения. Тогда, в монастыре, Гамлиэль дал французу полную свободу действий, велев отцу Полю принять участие в игре.