Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Отсидев полгода в английской тюрьме, ирландская национал-патриотка и суфражистка Мод Гонн вернулась в Дублин с тем, чтобы попросить съехать из ее дома поэта Уильяма Батлера Йейтса, которого она пустила к себе пожить на время отсидки. Не тут-то было, у Йейтса беременная жена как раз слегла с гриппом, и он попросту не пустил Гонн на порог ее же собственного дома. Кто бы мог подумать, что поэт так обойдется с женщиной, долгие годы служившей ему музой, той самой, которой он посвятил строки: «Путь твой усыпан моими мечтами; / Не растопчи же мои мечты!» [54] Заключительные строки стихотворения «Эи в тоске покровам небесным» (англ. Aedh Wishes for the Cloths of Heaven , 1899), где в поздних изданиях гэльское имя лирического героя Эи, от лица которого писал У. Б. Йейтс ( англ . William Butler «W. B.» Yeats, 1865–1939), заменено в названии стихотворения нейтральным «Он» ( He ). . Сама отринутая муза после этого будет бомбардировать поэта гневными письмами, а при случайной встрече в дублинском парке Сант-Стивенс-Грин они устроят безобразную сцену «прямо среди гуляющих нянек с колясками», о которой поведает биографам дочь поэта [55] R. F. Foster, W. B. Yeats: A Life, Volume II: The Arch-Poet 1915–1939 (New York: Oxford University Press, 2003), p. 135. .

Случалось, однако, и такое, что грипп той осенью не убивал, а, напротив, спасал людей от гибели. Молодой венгерский физик Лео Силард, к примеру, заболел, когда его полк стоял в резерве в австрийском Куфштайне, получил увольнительную по состоянию здоровья и вернулся в родной Будапешт. Там его госпитализировали и положили «в общую палату, похожую на прачечную» из-за развешенных между койками мокрых простыней [56] W. Lanouette, Genius in the Shadows: A Biography of Leo Szilard (New York: Charles Scribner’s Sons, 1992), pp. 41–2. . Сомнительно, чтобы такая сырость способствовала скорому исцелению, а потому Силарда еще даже не успели выписать, когда он получил письмо от командира полка, где тот сообщал, что все его однополчане погибли в битве при Витторио-Венето на итальянском фронте. А Силард благополучно выздоровел, перебрался в Америку, занялся изучением реакции деления ядер урана и стал одним из отцов атомной бомбы.

9 ноября кайзер отрекся от власти, 11 ноября было подписано соглашение о прекращении огня, – и по всему миру начались массовые празднества, создававшие идеальные условия для не менее массовой заболеваемости. Тысячные толпы высыпали на улицы Лимы, и через несколько дней в столице, а следом и на всей территории Перу вспыхнула эпидемия. Бал по случаю окончания войны, устроенный в Найроби не кем-нибудь, а местным Красным Крестом, имел аналогичные последствия для Кении, а тем временем давно перебравшийся в Англию американский поэт Эзра Паунд бродил под дождем по улицам Лондона и «наблюдал за воздействием прекращения огня на чернь», пока не «слег с простудой» [57] Эзра Паунд ( англ . Ezra Weston Louis Pound, 1885–1972), перебравшись в 1908 году из Индианы в Лондон, сдружился с часто наезжавшим в столицу Соединенного Королевства У. Б. Йейтсом и тесно общался со старшим товарищем по поэтическому цеху, и остается только поражаться иммунитету самого Йейтса, не заразившегося гриппом ни от него, ни от жены Джорджи Хайд-Лиз ( англ . Georgie Hyde-Lees, 1892–1968). , как ему поначалу показалось [58] H. Carpenter, A Serious Character: the Life of Ezra Pound (London: Faber & Faber, 1988), p. 337. .

К декабрю 1918 года мир снова практически очистился от гриппа. Редкие уголки планеты избежали второй и самой убийственной осенней волны «испанки», а потому они заслуживают отдельного перечисления, это: Антарктика, небольшие острова, такие как остров Святой Елены в Южной Атлантике и остров Маражо в дельте Амазонки, и – только не удивляйтесь! – крупнейший в мире обитаемый остров (или даже наименьший из материков), а именно континентальная Австралия, ставшая блистательным исключением из правила, гласящего, что люди бессильны перед разгулом эпидемий. Строжайший морской карантин в портах позволил австралийским властям вовсе избежать второй волны испанского гриппа.

И тут, не иначе как на радостях, власти Австралии поторопились со снятием карантина, открыв с наступлением лета 1918/19 года (приходящегося на зиму в Северном полушарии) беспрепятственный доступ в страну через морские порты как раз подоспевшей третьей волне «испанки». По вирулентности она заметно уступала второй волне, но превосходила первую. В результате, завоевав плацдармы в портах, летний вирус унес жизни 12 000 австралийцев. Впрочем, бдительность к тому времени утратили не только в Австралии. Третья волна пришла, когда человеческие сообщества по всему миру близко не успели оправиться от последствий второй. В Нью-Йорке пик пришелся на конец января, а до Парижа грипп и вовсе добрался в разгар переговоров об условиях многостороннего мирного договора. Заболели многие члены делегаций всех стран-участниц, что лишний раз доказало (если кому-то еще требовались доказательства), что вирус внаглую не признает никаких границ, включая геополитические [59] В итоге мирный договор все-таки был подписан в Версале 28 июня 1919 г., однако в силу того, что США его так и не ратифицировали, Германия подписала и ратифицировала под откровенным силовым давлением союзников по Антанте, а Советская Россия и вовсе в согласовании условий Версальского мира не участвовала, все крупные геополитические «игроки» после его подписания вскоре начали подготовку к неизбежной Второй мировой войне. .

Некоторые исследователи считают зимнюю эпидемию 1919/20 года на севере Европы, четвертой волной все того же испанского гриппа, и в таком случае к числу жертв этой напасти следует добавить немецкого политолога Макса Вебера и умершего той зимой в Оксфорде канадского врача Уильяма Ослера, прославившегося яркими максимами и афоризмами, включая чеканную фразу «пневмония – единственный верный друг старика». Однако большинство сходится на том, что в Северном полушарии третья волна была последней и пандемия «испанки» в Северном полушарии закончилась к маю 1919 года. В Южном полушарии, однако, вирус продолжал сеять несчастья еще много месяцев, поскольку пандемия, в целом, добредала туда с запозданием относительно Северного.

В Бразилии все обошлось единственной осенней волной гриппа 1918 года, а вот на Чили через год после этого обрушилась и вторая, а для столицы Перу самой смертоносной стала третья, пришедшая в начале 1920 года. Но еще хуже пришлось расположенному в глубине экваториальной Амазонии городу Икитосу. Туда и сегодня-то можно добраться только речным транспортом или по воздуху. А в те годы столь глухая изоляция привела к тому, что грипп прочесал Икитос лишь единожды, в конце 1918 года, но та же оторванность от цивилизации в сочетании с практически полным отсутствием в тех местах врачей, больниц и лекарств гарантировала самые опустошительные последствия, и смертность от гриппа в этом центре разразившейся перед войной амазонской каучуковой лихорадки превысила зафиксированную в Лиме вдвое [60] G. Chowell et al., ‘The 1918–1920 influenza pandemic in Peru’, Vaccine, 22 July 2011; 29(S2):B21–6. .