Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Люди жаловались на головокружение, бессонницу, потерю слуха и/или обоняния, помутнение зрения. Грипп действительно способен вызывать воспаление зрительного нерва и, как следствие, нарушения зрительного восприятия, включая потерю способности различать цвета. Многие пациенты поражались, придя в сознание, каким застиранным до полной блеклости предстает мир после того, как кризис миновал, – будто все эти цианозные лица высосали из него все краски. «Из шезлонга подле окна само по себе было меланхоличным чудом видеть косые лучи бесцветного солнца на бледно-сером снегу под тусклым небом, из которого будто стравили до дна всю голубизну», – писала пережившая грипп американка Кэтрин Энн Портер в повести «Бледный конь, бледный всадник» [71] Повесть лауреата Пулитцеровской премии (1966) К. Э. Портер ( англ . Katherine Anne Porter, 1890–1980) «Бледный конь, бледный всадник» ( англ. Pale Horse, Pale Rider ) была впервые опубликована в 1939 г. как заключительная часть одноименной трилогии автобиографических повестей. [72] Название повести Портер, вторая часть которой присвоена и этой книге, взято из одноименного афроамериканского спиричуэла, который, в свою очередь, есть не что иное, как прямая отсылка к стиху 6:8 «Откровения ап. Иоанна» (Апокалипсиса): «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя „смерть“; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными». .

Самым устрашающим, однако, было то, как он приходил по твою душу – молча, без малейшего предупреждения или хотя бы намека. Для гриппа вообще характерно, что самая его заразная фаза приходится на начальный и практически бессимптомный период развития заболевания. Как минимум целые сутки, а то и дольше люди выглядят и чувствуют себя вполне здоровыми, в то время как на самом деле они уже инфицированы и опасны для окружающих как разносчики инфекции. В 1918 же году, услышав, как раскашлялся, или увидев, как слег у тебя на глазах кто-то из соседей или родственников, можно было считать уже заболевшим и себя самого, без особого риска ошибиться в прогнозе. Цитируя одного бомбейского чиновника от здравоохранения, испанский грипп подкрадывался «как тать в ночи, исподтишка, и сразу же подло обрушивался на тебя всей своей мощью» [73] M. Ramanna, ‘Coping with the influenza pandemic: the Bombay experience’, in Phillips and Killingray (eds.), p. 88. .

Пятнадцатилетний Педру Нава прибыл в Рио-де-Жанейро в августе 1918 года и поселился у своего «дяди» Антониу Эннеса де Соузы на элитной окраине, по соседству с живописным горнолесным парком «Тижука» на севере города. Слово «дядя» закавычено по той причине, что на самом деле Эннес де Соуза приходился Педру лишь двоюродным дядей по отцовской линии и в последний раз они виделись в 1911 году на похоронах Жозе Навы, отца мальчика, после чего оказавшаяся крайне стесненной в средствах семья вынуждена была покинуть город. Однако когда Педру Наве пришла пора серьезно взяться за учебу, мать отправила его обратно в Рио под опеку «дяди Антониу».

Педру был сразу же и решительно очарован своими элегантными и жизнерадостными родственниками – и «дядей» Антониу, и «тетей» Эуженией, но более всего – гостившей у нее родной племянницей по имени Наир Кардозо Салес Родригес. И полвека спустя, описывая блистательную Наир в своих мемуарах, Педру Нава сравнивал ее не с кем-то, а с Венерой Милосской за «гладкое белое лицо, алые лепестки губ, дивные волосы». А еще он с отчетливой ясностью запомнил и описал тот вечер, когда все они узнали об эпидемии болезни, известной в тех краях как espanhola [74] Испанская (порт.). [75] P. Nava, Chão de ferro (Rio de Janeiro: José Olympio, 1976), ch. 2: ‘Rua Major Ávila’. .

Как-то раз в конце сентября чета Эннес де Соуза за поздним обедом у себя в особняке как обычно развлекалась чтением газет вслух. Среди прочего сообщалось о 156 умерших на борту парохода «Ла-Плата», отплывшего из Рио в Европу, между прочим, с делегацией бразильских медиков в числе пассажиров. Болезнь разразилась через два дня после захода в Дакар на западном побережье Африки. Но Африка-то далеко, а корабль плывет еще дальше, в Европу. Чего им, спрашивается, тревожиться? О чем тем вечером не сообщили бразильские газеты (возможно, из-за цензуры, а возможно, просто сочтя эту новость малоинтересной), так это о том, что в Рио на днях объявится британский почтовый пароход «Демерара», также заходивший в Дакар по пути в Бразилию и уже останавливавшийся в Ресифи на севере Бразилии 16 сентября с больными гриппом на борту.

После обеда Нава отправился посидеть у открытого окна с тетушкой, к которой исправно и угодливо подлизывался. Присоединилась к ним и Наир, и пока девушка задумчиво любовалась тропическим вечером, Педру любовался девушкой. Когда часы пробили полночь, они закрыли окно и покинули обеденную залу, а затем, уже пожелав всем спокойной ночи, Наир вдруг остановилась и обеспокоенно спросила, не тревожно ли им из-за этой «испанской болезни». Более полувека спустя Нава описал эту сцену так: «Мы так и застыли втроем посереди коридора с венецианскими зеркалами по обеим стенам, в которых вереницы наших бесчисленных отражений терялись в бесконечности двух бездонных туннелей». Эужения велела племяннице выбросить всякие глупости из головы, поскольку лично им ничто не угрожает, и они расстались до утра.

«Демерара» вошла в порт Рио в первых числах октября совершенно беспрепятственно. Ввиду такой беспечности столичных [76] Рио-де-Жанейро с 1763 г. являлся местонахождением резиденции колониальной администрации, а с 1822 г. – столицей независимой Бразилии, пока в 1960 г. федеральное правительство не скрылось подальше от народных глаз в специально построенной для него в глубине страны новой столице Бразилиа на берегу водохранилища на реке Параноа. властей не исключено, что это был не первый инфицированный корабль, бросивший якорь в заливе Гуанабара, но именно с его прибытием началось распространение гриппа по беднейшим bairros (районам) города. В субботу 12 октября в излюбленном кофейными баронами и прочими воротилами Clube dos Diàrios [77] «Клуб ежедневных приемов» (порт.). состоялся пышный бал. К началу следующей же недели многие из богатых гостей поскидывали роскошную обувь и слегли в своих роскошных спальнях. Заболело и большинство студентов. Придя в понедельник в колледж, Нава обнаружил, что из 46 его однокурсников до аудитории добрались лишь одиннадцать, и это оказался последний день занятий перед объявленными в конце учебного дня бессрочными каникулами до особого распоряжения. Поскольку ему сказали идти прямиком домой и без надобности по улицам не шляться, Педру Нава вернулся к дяде на ул. Майора Авила, 16 и обнаружил, что трое из домочадцев за его недолгое отсутствие успели заболеть. Город в целом оказался совершенно не готов к всплеску массовой заболеваемости. Врачи трудились как проклятые, а по возвращении домой после адской переработки обнаруживали у своего порога еще целые очереди ожидающих их пациентов. «Агенор Порто мне потом рассказывал, что для того, чтобы хоть немного вздремнуть, ему приходилось устраиваться в своем авто, прикрывшись пустыми мешками». Вскоре в городе стала ощущаться нехватка продуктов, а молоко и яйца вовсе исчезли. Cariocas – так в Бразилии называют жителей Рио – запаниковали, а газеты запестрели сообщениями об ухудшающейся день ото дня обстановке на городских улицах. «Пошли разговоры о погромах продуктовых лавок и складов, кафе и баров озверевшими толпами еще или уже способных ходить кашляющих и ополоумевших от болезни и голода людей, <���…> а также и о том, что запасов деликатесов наподобие плодов хлебного дерева, фаршированных цыпленком, для избранных и богатых из привилегированных классов и государственных чиновников имеется в достатке, а перевозятся они под вооруженной охраной прямо на глазах у исходящего голодной слюной населения».