Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Оставалась нерешенной лишь одна, но очень большая и трудная головоломка. Ладно, пусть двадцати-тридцатилетние были особо уязвимы по сравнению с представителями прочих возрастных категорий, – но почему и среди них одни были явно уязвимее других? Как вышло, что воздействие испанского гриппа на человеческий организм варьировалось еще и в пространстве , а не только во времени ? Отчего в одной и той же возрастной категории смертность среди кенийцев была выше, чем среди шотландцев, а среди индонезийцев – выше, чем среди голландцев? Вопрос не праздный, а самый что ни на есть актуальный. Каковы лично твои шансы пережить следующую пандемию? Как они соотносятся с шансами твоей сестры, живущей на другом континенте? Кто из твоих детей с большей вероятностью выживет? Ведь если бы мы знали, кто наиболее уязвим, мы бы могли предпринять дополнительные меры по защите этих групп.

Для понимания причин, по которым люди где-то массово гибли, а где-то отделывались легким испугом, нам нужно предельно внимательно вглядеться в статистику и разобрать все цифры в деталях. В 1918 году люди были потрясены ужасающей случайностью выбора гриппом своих жертв. Лишь много позже, когда ученые всерьез занялись сравнительным анализом статистики заболеваемости и смертности, начали выявляться некоторые закономерности. Они-то и привели ученых к заключению, что люди сами были творцами пандемии, поскольку топливом для пожара служили социальное неравенство, жилищное строительство и расселение по принципу «где и как придется», нездоровое питание; массовость обрядов и ритуалов играли, как видится, не меньшую роль, чем генетическая предрасположенность населения к заболеванию в силу особенностей структуры ДНК.

Для начала давайте составим представление о степени географической неоднородности, совершив кругосветный экспресс-круиз с калькулятором в руках и сравнив народы мира по определяющему показателю тяжести эпидемии – избыточной смертности. Разброс наблюдается ошеломляющий. В некоторых частях Азии вероятность смерти от гриппа была в тридцать раз выше, чем в самых благополучных из европейских стран. Ну и в целом в Азии и Африке показатели избыточной смертности повсеместно превышали европейские, североамериканские и австралийские. Но и в пределах каждого континента разброс был внушительным: в Дании убыль населения по итогам пандемии составила около 0,4 %, а в Испании и Венгрии – втрое больше; в странах Африки к югу от Сахары избыточная смертность оказалась в 2–3 раза выше, чем в странах к северу от великой пустыни. Ну а в Азии разброс был и вовсе колоссальным – от примерно 2 % избыточной смертности на Филиппинах до 8–22 % в Персии (столь широкий диапазон значений последней оценки является следствием не разброса значений по стране, а кризиса власти в Тегеране, из-за которого систематический сбор статистики по стране не велся). Индия, в состав которой в ту пору входили и современные Бангладеш и Пакистан, лишилась около 6 % народонаселения и опередила все прочие страны мира по человеческим потерям в абсолютном выражении. В общей сложности испанский грипп, по разным оценкам, унес жизни от 13 до 18 млн индийцев; следовательно, в одной только Индии от того гриппа погибло больше людей, чем на всех театрах военных действий за все годы Первой мировой войны.

Крупные города в целом страдали сильнее сельской местности, но и в пределах одной страны жителям некоторых городов приходилось хуже других. К примеру, Вашингтон пострадал значительно сильнее Чикаго, но намного меньше Сан-Франциско. Даже в пределах одного города показатели сильно варьировались. В столице Норвегии, которая в те годы называлась Кристианией, например, смертность была обратно пропорциональна жилплощади, приходившейся на одного члена семьи [327] S.-E. Mamelund, ‘A socially neutral disease? Individual social class, household wealth and mortality from Spanish influenza in two socially contrasting parishes in Kristiania 1918–19’, Social Science & Medicine, February 2006; 62(4):923–40. . В Рио-де-Жанейро самый тяжелый урон понесли обитатели расплодившихся по периметру города как грибы subúrbios (стихийных поселков бедноты). В Америке в целом недавно прибывшие иммигранты умирали значительно чаще старожилов, хотя эти данные далеко не везде отслеживаются по причине неорганизованности быта вновь прибывших. Тем не менее проведенное в 1920 году в штате Коннектикут исследование такую тенденцию выявило: «Итальянских кровей семейства внесли почти двойной относительно их численности вклад в валовую смертность по штату в период эпидемии». Итальянская диаспора, как известно, массово прибыла в Америку позже других. Вот в Коннектикуте этнические итальянцы и умирали от гриппа с большей вероятностью, чем потомки выходцев из Ирландии, Англии, Канады, Германии, России, Австрии или Польши [328] C. E. A. Winslow and J. F. Rogers, ‘Statistics of the 1918 epidemic of influenza in Connecticut’, Journal of Infectious Diseases, 1920; 26:185–216. .

В чем причины такой избирательности на грани дискриминации? Отчасти она проистекала от неравенства в доходах и благосостоянии в зависимости от сословной принадлежности, которая в свою очередь, могла коррелировать с этническими и расовыми корнями [329] C. J. L. Murray et al., ‘Estimation of potential global pandemic influenza mortality on the basis of vital registry data from the 1918–20 pandemic: a quantitative analysis’, Lancet, 2006; 368:2211–18. . Апологеты евгеники не преминули объяснить ее «неполноценной конституцией» представителей «вырожденческих рас», лишенных жизненной энергии, необходимой для преуспевания, и тяготеющих к себе подобным обитателям трущоб и фавел , где их, естественно, преследуют и добивают всяческие болезни (иными словами, главный аргумент сторонников евгеники сводился к тому, что итальянцы болеют и умирают чаще других сугубо по причине того, что они итальянцы, и так им и надо). На самом же деле, основными факторами, из-за которых особо уязвимыми перед лицом болезни были именно иммигранты и этнические меньшинства, были плохое питание, стесненные бытовые условия и недоступность качественной медицинской помощи, что по совокупности и ослабляло их «конституцию», делая бедняков, иммигрантов и представителей этнических меньшинств особо восприимчивыми к болезни и снижая их шансы на выздоровление. Именно по последней причине в Корее, к примеру, заболеваемость среди этнических корейцев и японцев была примерно на одном уровне, а вот умирали корейцы вдвое чаще [330] C. Lim, ‘The pandemic of the Spanish influenza in colonial Korea’, Korea Journal, Winter 2011:59–88. . По той же причине и в Индии сильнее всего пострадали племена бхилов, коренных обитателей труднодоступных лесов округа Данг на юго-востоке штата Гуджарат (в период между переписями 1911 и 1921 годов численность бхилов снизилась на 16,5 %, вероятно, именно из-за испанского гриппа). Эти носители древнего языка бхили очень кичились своей «близостью к почве» и статусом адиваси , исконных обитателей здешних мест, – вот только британцы и даже более осовременившиеся народы Индии смотрели на коренное население Данга как на отсталых дикарей [331] D. Hardiman, ‘The influenza epidemic of 1918 and the Adivasis of Western India’, Social History of Medicine, 2012; 25(3):644–64. .