Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Не всем сообществам было дано оправиться. В меланезийском островном государстве Вануату сегодня в ходу свыше 130 местных языков общения помимо английского, французского и бислама (общенационального креольского), что делает эту страну самой пестрой и разнородной в лингвистическом плане из всех стран мира (носителями каждого из местных языков являются в среднем одна-две тысячи жителей). В некоторых частях архипелага Вануату от испанского гриппа вымерло до 90 % населения, и эта эпидемия – вкупе с предшествовавшими ей в начале XX века эпидемиями оспы и проказы – привела к полному исчезновению около двадцати местных языков вместе с малыми народами-носителями. Народонаселение Вануату до сих пор не оправилось от той демографической катастрофы, а языки и культуры двадцати сгинувших народов утеряны безвозвратно [387] S. A. Wurm, ‘The language situation and language endangerment in the Greater Pacific area’, in M. Janse and S. Tol (eds.), Language Death and Language Maintenance: Theoretical, Practical and Descriptive Approaches (Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2003). .

Кое-кто даже считал именно эпидемии болезней, завезенных белыми людьми, включая испанский грипп, первопричиной социальных болезней, разъедающих сегодня многие местные сообщества малых народов (тезис спорный хотя бы по той причине, что контакты с пришельцами приносили туземцам не только новые болезни, они зачастую приводили к полному, кардинальному изменению всего их жизненного уклада). В 1997 году, вернувшись в Бревиг-Мишен за новой порцией биоматериалов из массового захоронения местных жертв «испанки», Йохан Халтин обнаружил, что само это поселение погрузилось в атмосферу удручающей безнадежности, которой близко не наблюдалось в предыдущий его приезд в 1951 году. В середине XX века коренные аляскинцы продолжали благополучно заниматься охотой, китобойным и рыбным промыслом – и полностью обеспечивали себя; к концу столетия они сидели без дела и угрюмо коротали время в ожидании очередной выплаты социальных пособий [388] G. Kolata, Flu: The Story of the Great Influenza Pandemic of 1918 and the Search for the Virus That Caused It (New York: Touchstone, 1999), p. 260. . Впрочем, промышлять добычей китов и охотой – занятия небезопасные, так может, у Халтина сложилось ложное впечатление, а на самом деле ушлая деревенщина сознательно решила отказаться от традиционных промыслов в пользу скудных государственных подачек, а высвободившееся время и энергию посвятить каким-нибудь не столь опасным, но тем не менее продуктивным и приносящим чувство морального удовлетворения занятиям? Увы, выводы Комиссии по делам коренного населения Аляски свидетельствуют о прямо противоположном. Опубликованный ею за три года до второго приезда Халтина доклад описывает аляскинцев как «культурно и духовно изувеченных людей», сделавшихся полностью зависимыми от других в части пропитания и обучения азам практической жизни [389] 1994 Alaska Natives Commission report, volume 1, http://www.alaskool.org/resources/anc/anc01.htm#undoing .

Часть вины за сложившуюся ситуацию комиссия возложила на эпидемии, унесшие жизни шаманов и старейшин – носителей знаний и традиций коренных народов Аляски, – не успевших передать их наследникам и в то же время оставивших сиротами множество детей. В начале XX века широко практиковалось изъятие таких сирот из местных общин и размещение их по централизованным интернатам. Замысел состоял в привитии им общепринятых знаний и навыков с целью упрощения их последующей ассимиляции в широкое и мультикультурное общество. Вместо этого, заявлено в докладе, эти сироты оказались обречены на «невосполнимую утрату [присущей их народам] культуры». По возвращении к традиционным местам обитания их проблемы усугубились конкуренцией с успевшими обосноваться там пришельцами за природные ресурсы и рабочие места, а кульминацией социокультурной катастрофы стала ситуация, в которой «государственные программы помощи коренным народам давали обратный желаемому эффект и приводили лишь к дальнейшему ухудшению их социально-психологического состояния». Переводя с казенного языка на общедоступный, чем больше государственных средств выделялось на оказание помощи аляскинцам, тем стремительнее росли среди них показатели алкоголизма, преступности и самоубийств.

В подготовке процитированного доклада 1994 года участвовал юпикский старейшина по имени Гарольд Наполеон. Двумя годами позже, отбывая в исправительном центре Фэрбанкса срок за пьяное убийство собственного сына грудного возраста, Наполеон написал пространное эссе « Юуярак – путь бытия в человеческом облике». Юуярак – имя традиционного мира, в котором издревле жили юпики, пространства, кишащего духами животных и людей. Эссе Наполеона – это одновременно скорбный плач по этому утерянному миру и попытка понять, что же случилось с его народом. Его вывод, основанный на собственном опыте переживаний и подкрепленный опытом его единоплеменников, таков: почти два века эпидемий измордовали юпиков настолько, что народная культура оказалась разрушенной до основания, а коллективное сознание травмировано до такой степени, что само упоминание об этих эпидемиях превратилось в табу. «И по сей день наллунгуак [отрицание очевидного] остается главным подходом к проблемам и неприятностям, случающимся в юпикской жизни, – писал он. – Старейшины прямо так и учат молодое поколение: « Наллунгуарлуку » («Делайте вид, что ничего не случилось»). Вот только слишком много накопилось вещей, относительно которых им приходилось притворяться пребывающими в неведении. Ведь мало того, что на их памяти умерло множество близких людей, так еще и прямо у них на глазах обрушился и обратился в прах весь их мир» [390] Napoleon, p. 12. .

В 1901 году Густав Климт шокировал высший свет Вены, выставив свою «Медицину» из серии монументальных картин, заказанных ему для украшения сводов актового зала Венского университета. Заявленная тематика серии – «Торжество света над тьмой» – никак не вязалась с тем, что изобразил художник: невозмутимый скелет смерти, проступающий сквозь уносящийся ввысь и вдаль поток обнаженных человеческих тел, олицетворяющих реку жизни, за спиной у красующейся на переднем плане Гигиеи, богини здоровья, с чашей и змеей в руках. Что имел в виду Климт, ясно: в искусстве врачевания торжество тьмы над светом продолжается. Министерство образования Австро-Венгрии отказалось принимать заказанную потолочную картину в таком виде, тогда Климт отказался от подряда и вернул задаток, заявив, что лучше оставит ее себе. Из опасения, что художник выставит отечественную «Медицину» в столь неприглядном свете за границей, министерство заявило, что договор обратной силы не имеет, картина останется в собственности государства, и отправило приставов изъять ее у художника, но Климт встретил их с дробовиком в руках, и власти отступились [391] Описанный скандал произошел уже в 1907 году, по исчерпании терпения сторон. В итоге все три т. н. «факультетские картины» работы Климта – «Философия», «Медицина» и «Юриспруденция» (1899–1907) – были вскоре выкуплены венским меценатом Августом Ледерером (1857–1936), в 1938 г. конфискованы у его семьи нацистскими властями и, вероятнее всего, погибли весной 1945 г. при пожаре в замке Иммендорф в Нижней Австрии, где были размещены последними на «хранение». [392] M. Bitsori and E. Galanakis, ‘Doctors versus artists: Gustav Klimt’s Medicine’, British Medical Journal, 2002; 325:1506–8. .