Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Чем именно добровольцы из ашрамов вакцинировали народ – большой вопрос. Той осенью в двух правительственных лабораториях начали срочно готовить две разные вакцины, но обе поначалу были в большом дефиците, и лишь в декабре, когда пик эпидемии был давно пройден, появилась новая вакцина для массового бесплатного распространения. Лекарства же они раздавали, скорее всего, аюрведические. Западная медицина в Индии к 1918 году массового распространения еще не получила, и большинство больных привычно прибегали к старым добрым народным средствам аюрведы. Эффективность этих лекарств столь же сомнительна, как и действенность вакцин, но студенты их честно доставляли, в том числе и в самые глухие и отдаленные деревни округа, где неизбежно вступали в контакт с самыми «отсталыми» социальными группами, включая обособленные родоплеменные общины адиваси .

Со временем адиваси получат охранный статус «зарегистрированных племен» (и будут оставлены в покое), но в то время они, надо понимать, встречали студентов с большой подозрительностью – как пришельцев из внешнего, кастового мира поработителей и эксплуататоров, – и многие отказывались даже и от тех сомнительной действенности лекарств, которые им доставлялись. Одни не верили в действенность аюрведы, другие и вовсе считали, что единственный путь к спасению от болезни – умилостивить прогневанных ими древних богов. Кальянджи Мехта, однако, являл чудеса терпения и прагматизма, всеми правдами и неправдами переубеждая дикарей, и многих уговорил-таки начать принимать лекарства (а его младший брат со временем и вовсе прослывет среди них чудотворцем за усилия по улучшению условий их жизни). Спасательная операция в Сурате, по самым консервативным оценкам, облегчила участь не менее 10 000 человек, не делая при этом различий между индуистами, мусульманами, христианами, дикарями-язычниками, неприкасаемыми, – и ее проведением молодые борцы за свободу снискали всеобщее уважение городских жителей Сурата, Ахмадабада и Бомбея, поскольку она широко освещалась всеми местными газетами [441] A. Bhatt, ‘Caste and political mobilisation in a Gujarat district’, in R. Kothari (ed.), Caste in Indian Politics (New Delhi: Orient Longman, 1971), p. 321. .

Тем временем в ашраме Ганди той осенью слегли с гриппом многие видные члены его движения, в том числе: лихая вдова Гангабехн Маджмундар, обучавшая местных женщин прядению и ткачеству, на которую сам Ганди возлагал большие надежды в плане превращения Индии в самодостаточную страну с точки зрения производства одежды; англиканский священник Чарльз Эндрюс, близкий друг Ганди; Шанкарал Парикх, один из лидеров движения в Кхеде. И сам Ганди по-прежнему лежал с лихорадкой и был не в состоянии ни читать, ни внятно изъясняться; а главное – ему никак не удавалось стряхнуть с себя гнетущее чувство обреченности. «Всякий интерес к жизни иссяк», – вспоминал он.

Лучшие медики осматривали Ганди, давали ему самые полезные советы, но он к ним не прислушивался. Многие из них убеждали Ганди отказаться от обета воздержания от молока, ставшего результатом его брезгливого отвращения к традиционной индийской практике пхука , заключающейся во вдувании воздуха во влагалища коров с целью стимулирования лактации и повышения надоев. Один доктор при поддержке Кастурбы пытался, принимая это во внимание, уговорить Ганди пить хотя бы козье молоко, поскольку в отношении коз пхука не применяется. И Ганди сдался, о чем впоследствии горько сожалел. Поступиться жизненными принципами ради выживания было унизительно и неприемлемо с точки зрения жизненной философии Ганди: «Эта первая в моей жизни затяжная тяжелая болезнь открыла передо мною уникальную возможность изучить и испытать на прочность собственные принципы». Трудно сказать наверняка, но, возможно, выздоровление Ганди затянулось из-за развившейся у него пневмонии. Вскоре новости о его болезни – и его упорстве в воздержании от молока – разлетелись по всему штату, и газета Praja Bandhu , рупор движения Гуджарат Сабха, бросила в его адрес тяжелый упрек: «Мистер Ганди играет со своей жизнью так, будто она принадлежит лично ему, в то время как в действительности она принадлежит Индии».

В ноябре, все еще будучи далеко не здоровым, Ганди с огромным облегчением узнал о поражении Германии, которое для него лично означало избавление от необходимости продолжать заниматься вербовкой населения в армию. Но едва он пошел на поправку, как прочитал в газетах о публикации так называемого «Доклада Роулетта», в котором член Законодательного совета при вице-короле и глава Комитета по борьбе с подстрекательством судья Сидней Роулетт [442] Сидней Роулетт (1862–1945), потомственный колониальный администратор родом из Каира, возглавил указанный комитет в 1918 г., с поручением выявить возможные связи между политическим терроризмом в Бенгалии, Пенджабе и других неспокойных провинциях Индии с немцами и большевиками, которые были им если и не выявлены, то выведены дедуктивно, в результате чего в марте 1919 г. Имперским законодательным советом в Дели в дополнение к «Закону об обороне Индии» 1915 г. был принят еще более ужесточавший ограничения прав и свобод «Закон об анархических и революционных преступлениях» (в обиходе – «Акт Роулетта»). предлагал продлить военное положение и действие законов военного времени в Индии на неопределенный срок. В годы войны действие гражданских прав и свобод в Индии и без того было приостановлено, то есть индийцев можно было арестовывать без обвинения и судить без присяжных. Роулетт счел уровень революционно-террористической угрозы достаточным для продления этого режима. Индийцы ждали, что вот-вот им дадут больше свободы, а получили вместо нее ужесточение репрессий.

Проведение в феврале 1919 года билля Роулетта через Законодательный совет и превращение его в действующий закон вызвало обратный желаемому эффект, и по всей стране вспыхнули массовые беспорядки. Ганди же был по-прежнему слишком слаб, чтобы предпринять сколь бы то ни было действенные ответные меры. «Я в то время и голос-то на митингах возвысить не мог в достаточной, чтобы быть услышанным, мере. Неспособность обратиться к замершим в ожидании твоей речи митингующим тяжко переживается. Меня же до костей сотрясал тяжелый озноб, и сердце гулко стучало в ушах при всякой попытке хотя бы чуть-чуть продержаться на ногах и что-то произнести с трибуны». Но упустить такую возможность поднять народ Ганди никак не мог себе позволить. И для перенаправления народной обиды на администрацию за принятие этих, по выражению Ганди, «актов черной неблагодарности», он призвал всех индийцев к сатьяграха , ненасильственному гражданскому неповиновению. В Сурате на его призыв откликнулись Дайялджи Десаи и Кальянджи Мехта, переступившие казавшиеся непреодолимыми барьеры между кастами и создавшие общее движение «Далу – Калу».