Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

В сентябре 1918 года Т. С. Элиот опубликовал стихотворение «Суини среди соловьев», в котором угадывается смутное прозрение неизбежно надвигающегося испанского гриппа:

К ноябрю грипп прервал нормальный ход жизни по всей Британии, не обойдя стороной ни одного города и практически ни единой деревни. Заболели и сам Элиот, и его жена Вивьен, у которой течение болезни к тому же усугублялось нервным истощением, результатом чего стала еще и тяжелая бессонница. Она перенесла грипп в лондонском пригороде Марлоу, а сам он – в Лондоне, продолжая и на фоне болезни работу над облечением в слова наваждения заброшенного, проклятого города. Со временем эти наброски войдут в поэму «Бесплодная земля» (1922), а пока что сами по себе, возможно, лишь добавляли безысходности странной до сюрреалистической потусторонности атмосфере действительности, которой он проникался и напитывался.

Интригующим образом синдром хронической усталости после перенесенного гриппа оставил в литературе значительно больше следов, чем сам грипп. Порою кажется, что писатели даже рады были обманываться и возвращаться к привычно метафорическому восприятию болезни как хандры, которую можно и перехитрить, и даже вылечить. Одним из бестселлеров 1920-х годов, завороживших воображение европейских читателей, стал роман Майкла Арлена [450] Майкл Арлен – творческий псевдоним (с 1920 г.), а затем и полученное вместе с британским подданством в 1923 г. официальное имя урожденного Тиграна Гуюмджяна (1895–1956), сына армянских эмигрантов из Болгарии (1901), романиста, эссеиста и киносценариста, в 1941 году после обвинений в нелояльности перебравшегося в Америку, где продолжить писательскую карьеру он не смог, не исключено, что и из-за давнего конфликта с Эрнестом Хемингуэем, которого Арлен в одном из ранних рассказов высмеял, да еще и под его настоящим именем. «Зеленая шляпа» (1924). Героиня романа Айрис Сторм – безрассудная, чувственная и в то же время странным образом отрешенная от мира дама высшего света богемных наклонностей – была синтетическим воплощением многих лейтмотивов нового времени – отчуждения, гиперчувствительности, сомнений в себе. Прообразом послужила богатая наследница Нэнси Кунард, в начале 1919 года заболевшая гриппом, переросшим в пневмонию, и преследуемая неотступной депрессией на протяжении всего долгого периода восстановления, на который как раз и пришлось их знакомство с Арленом [451] На период между заболеванием Нэнси Клары Кунард (1896–1965) гриппом в начале 1919 г. и ее переездом в Париж в 1920 г., где она стала «музой», спонсором и издательницей множества упомянутых и не упомянутых в настоящей книге писателей, пришлись гистерэктомия во избежание смерти от маточного кровотечения вследствие осложнения гриппа на фоне беременности и развод с мужем, после чего она и предалась жизни, преисполненной экзальтированной экстравагантности, являясь одновременно активисткой антифашистского и антирасистского движения. .

Другим неприкаянным одиночкой в популярной литературе того периода был Сэм Спейд, частный детектив из опубликованного в 1929–1930 годах журнального романа Дэшилла Хэмметта «Мальтийский сокол». Рафинированный образ прагматичного и циничного Спейда, быстро ставший классикой жанра и моделью для подражания, возник не на ровном месте, а вырос из героя малоизвестного рассказа «Выходной» (1923), написанного Хэмметтом во время долгого и трудного восстановления от последствий испанского гриппа, усугубившего его хронический туберкулез. В рассказе солдат-туберкулезник, получив однодневную увольнительную из военного госпиталя, выходит в совершенно незнакомый ему мир и со всей пронзительностью осознает, что человек совершенно одинок и живет лишь мгновением. Вот и в «Мальтийском соколе» Спейд рассказывает притчу о некоем Флиткрафте, чья жизнь полностью перевернулась после того, как его чудом не убило обрушившимся стропилом: «Тут его и осенило, что люди вот так и гибнут нелепо и без разбора, и в живых остаются лишь до тех пор, пока слепой случай их милует».

Предвоенный модернизм дал художникам и мыслителям новый язык для живописания творящегося на упомянутой Вирджинией Вульф «богатой почве для исследований». Он освобождал от пут реализма и от вынужденной позиции стороннего наблюдателя, будучи чем-то сродни психоанализу, придающему важнейшее значение сновидениям и образам, всплывающим из подсознания. Вероятно, долгая смутная память о тех горячечных видениях внесла немалый вклад в заново проснувшееся очарование подсознательным. Польский композитор Кароль Шимановский заболел гриппом осенью 1918 года в Одессе, и болезнь вдохновила его на самые умопомрачительные ходы оперы «Король Рогер» [452] Опера в трех действиях «Король Рогер» (1918–1924) посвящена норманнскому собирателю южноитальянских земель, великому графу (1105–1130), а впоследствии королю (с 1130 г.) Сицилии, герцогу Апулии и Калабрии (с 1127 г.) и королю Африки (с 1146 г.) Рогеру II (1098–1154), часто именуемому в музыковедческой литературе (и не только) на английский, итальянский или французский лад «Роджером», «Руджеро» или «Роже». . «Сицилийская драма, – вспоминал он, – вдруг забила ключом и целиком зазвучала у меня в голове той бессонной испанской ночью». Либреттист и двоюродный брат композитора Ярослав Ивашкевич позже вспоминал, как они часами гуляли вдоль сияющего лазурью Черного моря, обсуждая детали музыкальной драмы, как предпочитал называть ее Шимановский: «Мне кажется, что та же самая неосязаемая стихия вечного океана, преисполненная покоя и тревоги одновременно, отлилась в музыку, которая была впоследствии сочинена. В ней заключена вечная тоска человеческой души по океану, тоска по слиянию с высшим началом» [453] J. Iwaszkiewicz, ‘The History of «King Roger»’, MUZYKa, 1926, number 6, http://drwilliamhughes.blogspot.fr/2012/05/jarosaw-iwaszkiewicz-history-of-king.html. . «Света не было, да и может ли сюда хоть когда-либо пролиться свет, сравнимый с тем, что должен быть всегда, с тем, что она видела у безмятежного синего моря, стелющегося вдоль берегов ее рая», – писала Портер в повести «Бледный конь, бледный всадник». «Есть сны и получше», – как мантру повторяла Айрис Сторм.

Но тут новый черный разлом прошел по массовому бессознательному послевоенного поколения, начавшему было благостно погружаться в океан забвения войны и гриппа. Сам Зигмунд Фрейд, отец психоанализа, в 1920 году написал и опубликовал работу «По ту сторону принципа удовольствия», в которой ввел понятие Todestrieb (тяги к смерти), деструктивного начала, противопоставленного либидо или сексуальному влечению. Сам он поначалу отрицал, что такому повороту как-то способствовала смерть от испанского гриппа его любимой дочери Софи, беременной третьим ребенком, но позже признал, что так оно, возможно, и было. «Ты можешь припомнить время, столь же полное смертей, как нынешнее?» – писал он другу Эрнесту Джонсу вскоре после ее кончины, а в письме овдовевшему зятю и вовсе вторил фаталисту Сэму Спейду: «…бессмысленный и жестокий удар судьбы» [454] P. Gay, Freud: A Life for our Time (New York: W. W. Norton & Company, 2006), p. 392. . Психоаналитическими темами секса и смерти насквозь пропитаны и появившиеся в 1920-х годах первые фильмы ужасов. «Носферату» (1922) немецкого режиссера Фридриха Вильгельма Мурнау явилась не просто очередной вариацией на тему легенды о графе Дракуле, но вплетением сюжета о вампире в канву чумного мора. Вампир направляется из Трансильвании (и тут Черное море поблизости) в Германию [455] Вампира в описываемом фильме «Носферату: симфония ужаса» зовут Орлок, поскольку Флоренс Балкомб (1858–1937), вдова ирландского автора романа «Дракула» (1897) Брэма Стокера, наотрез отказала в разрешении на его экранизацию в Германии . Не смирилась она и с вольным переложением – и добилась к 1925 г. банкротства выпустившей фильм компании Prana-Film GmbH и судебного постановления об уничтожении оригинала и всех копий киноленты (в итоге экземпляры сохранились, однако была безвозвратно утеряна симфоническая партитура оригинального музыкального сопровождения). – и сеет чуму на своем пути (ирония судьбы тут еще и в том, что в реальной жизни испанский грипп, вероятнее всего, пришел на черноморское побережье из Германии вместе с возвращающимися военнопленными).