Игорь Абрамов-Неверли - Лесное море

— Если я немного задержусь, пусть Хуан Чжоу меня подождет, — сказал Ю, вставая.

Хуан Чжоу собирался на праздники в Нинъань, он обещал сегодня погрузить на свои сани и товар старого Ю. Поэтому Ю так спешил — надо было достать из капканов последнюю добычу до прихода Хуан Чжоу.

— А с Вэй-ту мы встретимся на Польской могиле, — добавил Ю, идя к двери. — Скажи ему, что я с ним там прощусь.

Он вскинул на плечо вилы, взял корзину из древесной коры и вышел, захватив, как всегда, веник. Только собаку с собой не кликнул. После того как взбесившиеся тигры дрались поблизости от костра Ашихэ, он оставлял собаку дома: она, конечно, прежде всех учует зверя и лаем предупредит Ашихэ.

Ежедневный обход мест своей охоты Ю совершал по тропинке, так хитро протоптанной, что она проходила около каждого пристанища зверей, пересекала все их тропы, пастбища и водопои и при этом нигде не сворачивала дважды в одно и то же место. Выйдя из дому, Ю шел к перевалу, потом параллельно горному хребту, спускаясь все ниже, до самого брода, а оттуда обратно вдоль Муданьцзяна. Всего он проходил таким образом двадцать-тридцать километров, а после полудня возвращался в фанзу с противоположной стороны — по кладке над водопадами.

Осматривал все поставленные им западни, силки, капканы, самопалы. Если попадалась крупная добыча — рысь, ирбис, волк, — он ее оттаскивал подальше и потом вез домой на развилистой ветви, как на санках. Мелкое же зверье — куницу, лису, соболей или белок — сразу бросал в свою корзину. И во всех случаях, какова бы ни была добыча, он снова налаживал все силки и капканы и, уходя, заметал свои следы на снегу взятым из дому веником.

То же самое проделал он и сегодня. Но сегодня, как и вообще этой зимой, Третьему Ю не везло. Только в одной западне оказалась куница, и он взял ее, чтобы добавить к тому небольшому запасу шкурок, который Хуан Чжоу должен был отвезти в город на продажу.

Ю свернул в сторону оврага, к своему лучше всех укрытому тайнику в дупле старого дерева, где он, по обычаю звероловов, хранил наиболее ценную добычу, спасая ее от хунхузов.

Достал из дупла две мускусные сумки кабарги и направился к реке, к проходу между мертвым колючим лесом и берегом. Сюда приходят охотиться тигры, и не пришлые, а местные. Сделав это открытие, Ю поставил здесь вчера самопал, хорошее пистонное ружье четвертого калибра — лучшего и не придумаешь.

Накануне вечером он оставил здесь все в полном порядке: в трех шагах от тигровой тропы, перпендикулярно к ней, козлы, на них — ружье, заряженное крупной дробью и установленное точно на уровне груди тигра. Тоненькая проволока от спускового крючка натянута поперек тропки так туго, что при самом легком прикосновении к ней ружье непременно выстрелит. Все было отлично замаскировано ветками, к тому же за ночь иней покрыл и козлы и проволоку — сколько ни смотри, ничего не увидишь.

«Попался бы мне теперь тигр, — думал Ю, быстро шагая туда, где поставил самопал, — так мы выкарабкались бы из нужды». Правда, два года назад счастье им как-то раз улыбнулось, но сразу же все сорвалось, как угорь с удочки. Даже до аптекаря тигров не довезли. У городской заставы в Эму солдаты их задержали. Откуда? Что везете в арбе? А как увидели такое богатство — две тигровые шкуры и столько мяса, за которое дают много долларов, сразу откуда-то появился и комендант, начался допрос. «Да как же это ты, старик, один смог убить двух тигров сразу? Нет, убили другие, а тебе поручили продать. Наверно, это партизаны!» Две недели держали их под арестом в городской комендатуре. И они потом благодарили великого Амитафо за то, что удалось уйти целыми, оставив только тигровые шкуры начальству.

Вспоминая это происшествие, Ю всякий раз плевал с омерзением и говорил себе, что из семидесяти двух людских профессий военная служба, несомненно, самая гнусная. И сегодня, вспомнив об этом и плюнув, он угодил прямехонько в след тигра — совсем свежий след.

Осмотрел его. Да, здесь недавно прошли два тигра: самец и самка. Шли прямо на самопал.

Шли неторопливо — отяжелели, видно, после удачной охоты, — тигрица впереди, самец за нею. И никуда не сворачивали. Значит…

Он уже издали заметил: есть! Пошел быстрее, убежденный теперь, что наконец-то они с Ашихэ выкарабкаются из нужды и Ашихэ получит все, что ей полагается, как если бы была его настоящей женой. На все хватит.

Вот и добыча. Красавец тигр — видно уже издали по спине!

Ю вдруг остановился. Ему показалось, что зверь шевельнулся.

Но это второй тигр высунул голову из-за спины убитого.

Ю задрожал.

С тех пор как свет стоит, не бывало, чтобы тигр оставался у трупа — он всегда убегает как можно дальше от того места, где грохотали выстрелы и царила смерть. Значит, это не простой тигр, это Да Ван!

У него на голове был знак богов, и Ю, глядя в сверкающие бездонные глаза тигра, словно боролся с его взглядом, его страшной волей. Ему казалось, будто он ощущает на себе взгляд Амитафо, пронизывающий, отнимающий у человека все силы, убивающий.

Он опустил глаза — и в тот же миг тигр прыгнул на него.

Подбросил его вверх и присел. Человек лежал, как брошенный ворох тряпья.

Ван обошел его кругом, все еще ожидая отпора, борьбы или хотя бы какой-нибудь хитрости с его стороны. Он не мог поверить, что человек настолько слаб. Человек, который все истребляет, от которого все бежит, — слабее кабана, даже козла?

Ю шевельнулся, застонал. Тогда Ван набросился на него и растерзал на куски.

Потом снова стал над убитой тигрицей, свесив большую голову.

Через некоторое время, потревоженный каким-то донесшимся издалека звуком, он оглянулся.

С горы за рекой на него смотрел, приставив ладонь к глазам, высокий молодой человек с ружьем и собакой.

Было солнечное морозное утро. В прозрачной синеватой дали ослепительно белели, искрясь на солнце, снежные вершины. Скованная льдом Муданьцзян уходила от них на север открытой снежной дорогой, и над ней, словно изваяния деда-мороза, стояли в белых шубах серо-зеленые ели. На деревьях стучали дятлы, где-то свистели рябчики.

Виктор шел по замерзшей реке — эта дорога была и легче и во всех отношениях безопаснее, если только быть внимательным и обходить «окна». Со дна реки кое-где били источники, и над ними лед был тонехонек, очень хрупок — легко было провалиться, тем более что снежный покров мешал что-либо заметить. Примечать такие опасные «окна» во льду можно только по одному признаку: прибрежные кусты в таких местах бывают густо покрыты инеем. Помня это, Виктор держался берега и, поглядывая на кусты, быстро шел вниз по реке. В бараньем полушубке, сибирском малахае, в валенках до колен, с сумкой за плечами, к которой были приторочены собольи шкурки, он выглядел сейчас настоящим сибиряком — Иваном Кузьмичом Потаповым, двадцати двух лет, из села Борисовки, как сказано было в паспорте, спрятанном у него на груди в кожаном мешочке.