Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

К моменту нашего прибытия в Таджикистан здесь уже паслись Эдик, Йокси и Ычу. Все они, как оказалось, были повязаны на специфической халтуре того времени — росписи стен в кишлачных домах. Им этот бизнес организовал Каландар — художник и мистагог из Душанбе.

Не выйти на Каландара при длительной тусовке в Душанбе было просто невозможно. Я сам, увидев его впервые, вспомнил, что косвенно слышал о нем еще от Рыжего, когда тот рассказывал Раму одну стремную историю с фатальным исходом. Йокси даже прислал мне в Таллин фотографию Каландара с такой подписью: «Этого человека зовут Володя, он художник. Как выяснилось, он перед нашим приездом, месяца за два, стал читать мантру „Oм Рама Там“ и интуитивно ожидал нашего приезда. Очень хорошо нас встретил (на вокзале), принял и с нами собирается продолжать наше „дело“. Сейчас мы остановились у него. Здесь до нас был Леонид (посвященный в Бурятии) — лама, но, к счастью, он через неделю получил импульс съехать».

Эдик строчил из Душанбе нервные открытки с намеками, что накачиваемая шиза может вынудить его рвануть домой раньше времени. В общем, сигналы шли самые противоречивые и неопределенные.

Йокси следующим образом описал первые впечатления от Каландара и душанбинской ситуации в целом: «Русский, владеющий языком, он зачем-то изображал таджика-дехканина, пытающегося говорить по-русски. Меня коробило от этой дешевой интермедии — мало я насмотрелся в Таллине этих пародий? Но Вовчик тонко уловил мое настроение и переключился с серьезным видом:

— Йокси — какое таинственное имя. — Каландар привычно продолжал льстить. — Знаешь, у меня в доме гость — буддийский лама из Бурятии. Он уехал на три дня. Ты можешь поселиться на балконе, там и воздух посвежее, и медитнуть можно.

Когда мы вошли в дом, я с порога ощутил запах аскетичных бурятских благовоний. Гостиной, откровенно говоря, я не помню, а последующие метаморфозы, со скоростью урагана „Дэнни“ произошедшие в этой „нехорошей“ квартире, вообще стерли из памяти первоначальный образ жилища художника. Всплывает в памяти картина, случайно увиденная одной ночью. Я, выйдя в темноту малознакомой квартиры, в полусне перепутал двери и случайно наблюдал такую картину: Кая, тогда беременная жена Вовчика, ровно стояла на голове, боясь ослушаться мужа, а ее супруг, ветеран психического фронта, пытал бедную девочку:

— Признавайся! С кем ты хотела переспать сейчас? Отвечай, блядь!

Я прислушался в темноте гостиной.

— Я же спала, Володя, как я могу тебе изменить во сне?

Художник заметался по комнате:

— О дитя Сатаны! Как?! Она еще притворяется, что не знает, как можно изменить мужу во сне? На ком я женился?! На проститутке!

Мне стало жалко кореянку, совсем еще девочку. Я постучал в дверь… Вовчик с милейшей улыбкой спросил меня:

— Что, не спится, дорогой? Что дорогому гостю надо? Ты скажи, я достану…

— Спички кончились. Пойдем, покурим…

Я разминал беломорину и тер глаза. Кажется, Каландар не слишком поверил в случайность моего появления, он вообще был очень недоверчив. На следующий день с каким-то торопливым выражением лица засобирался в горы:

— Мне нужна релаксация, а в горах поспел девясил. Заодно сконцентрируемся на бизнесе. Йокси, я понимаю, что ты только приехал, устал, хочешь отдохнуть. Ты можешь остаться. Но, если хочешь, я возьму тебя с собой.

Вовчик снова посмотрел откуда-то снизу. Я подумал: а может, приколоть астрального Отелло да остаться?.. Нет, конечно. Пожалел я его, а себя — нет. И собрались с утра лезть на Варзоб, чтобы, поселившись на орнитологической станции, провести две недели в чистейшем весеннем воздухе, рядом с вершиной горы, покрытой снегом. Вечером пришла мама Каландара, благообразная русская православная старушка. Принесла яйца, луковую шелуху, куличи и попросила проводить ее в церковь. Приведя свой вид в относительный порядок, мы отправились в русскую православную церковь, предварительно глубоко вкурив „ширагана“ среди бурханов, ваджр и колокольчиков, которые оставил на время Леня Махов — иволгинский монах. В состоянии, близком к галлюцинаторному, мы шли крестным ходом вокруг небольшой деревянной церквушки, а я все пытался понять: что за сюр такой? Я в Азии, в Душанбе, кругом мусульмане, чужая культура, а тут — оазис, чашма-источник, и даже воздух прохладнее в этом месте.

С Вовчиком Каландаром на следующий день по прибытии в Душанбе поперлись на Варзоб за девясилом. Корешки и правда были знатные: сжуешь крошку — полдня никакого вкуса не чувствуешь. Потом за мандрагорой ходили. Потом Еробкин появился в своих кирзовых сапогах. Я ему кричу:

— Игорь, снимай сапоги и прыгай с камня на камень босиком!

А он гордо так ни рюкзак не скинул, не разулся, с камешка на камешек прыг-прыг, через речку, по весне сумасшедшую, перебирается, говорить со мной не хочет. Ну и допрыгался: посреди потока — хуяк — и исчез в буруне. Выловили мы его. Он-то просох, а в рюкзаке у него моя ксива была. Открываю я военный билет, а лица на фотографии нет. Даже чернила не поплыли, а лица… нет».

На вокзале нас встречал как раз Йокси с Каландаром. Каландар жил на улице Клары Цеткин, что у магазина «Гулистон», напротив Госцирка. Володя обитал в трехкомнатной квартире с бабушкой и беременной женой. Все апартаменты были завешаны огромными масляными полотнами, представлявшими собой творчество гостеприимного хозяина в духе русского Ван Гога, если не круче, в смысле съезда. Привидения охватывали коварными объятиями трепещущих персонажей из галлюциногенных пейзажей, в магических кристаллах отражались чьи-то вопрошающие глаза, а человеческие фигуры в кубических пространствах расчленялись на геометрические плоскости Эвклидовой вселенной. И все же где-то она искривлялась, причем весьма существенно. Кроме бабушки и Каи в квартире находились гости из Пенджикента, русская пара. И еще какие-то люди из среды местных художников. Мы вошли, поздоровались, познакомились. В одной из комнат в углу увидели целокупный молитвенный пульт ламаизма, состоявший из алтаря с танка Ямантаки, статуэткой Будды, бронзовыми плошками, колокольчиком, молитвенным барабаном, балдахином и еще целой серией перкуссионных и визуальных объектов.

— Что, показать, как это работает? — спросил нас с улыбкой Каландар.

Он сел за пульт, взял в руки колокольчик с барабаном, крутанул медные мельницы на алтаре, а затем начал интенсивно звонить, вращать молитвенный барабан со священными текстами и декламировать магическую мантру на тибетском языке. Квартира наполнилась странной вибрацией, лица у гостей сделались серьезными, все напряглись. Через полчаса Каландар закончил сеанс, с энтузиазмом поднялся: