Александр Бушков - Русский Шерлок Холмс [История русской полиции] [litres]

Так обстояло и во времена Александровских реформ. С давних пор в нашем Отечестве повелось: взятки и поборы со стороны полиции четко делились на две категории: «сделка с совестью» и «сделка с самолюбием». Первое означало, что за деньги полицейский чин сделает (или, наоборот, не сделает) нечто такое, что подпадает под категорию «злоупотребление служебными обязанностями». Ну, скажем, замнет уголовное дело, не доводя его до суда, изничтожит протокол, крайне неприятный для торговца, ресторатора (или просто набуянившего в ресторане и побившего там зеркала и официантов гуляки), закроет глаза на нарушения в работе магазинов, «общепита» или каких-то других заведений – регламентов много, но нарушают их часто едва ли не все.

«Сделка с самолюбием» – нечто качественно иное. Иначе это называлось еще «праздничные деньги». По большим праздникам (главным образом на Пасху и Рождество) практически все полицейские чины участка, от городового до пристава, с раннего утра пускались в долгие обходы с «поздравлениями со светлым праздничком». Субординация соблюдалась строго: чем выше в чине был полицейский, тем более зажиточные «клиенты» ему доставались. Денежная благодарность за поздравления опять-таки учитывала субординацию: городовому порой хватало доброй рюмки водки, вынесенной на подносе в прихожую, да серебряного рубля, околоточному уже полагалась трешка – пятерка, ну, а когда речь шла о частном приставе, тут уже доходило и до сотенных.

Как ни цинично это звучит, но «поздравления» превратились прямо-таки в национальную традицию, к которой с полным пониманием относились и поздравляемые, не видевшие в этом ничего обременительного или удручающего: ну что поделать, обычай такой, не нами заведено, не на нас и кончится. В некоторых областях жизни Россия – страна обычаев и традиций не менее, чем Англия…

Соответственно, и отношение высокого полицейского начальства к этим двум видам сделок было разным. Со «сделками с совестью» не так уж редко боролись довольно жестко, и нередки случаи, когда попавшийся попадал за решетку или увольнялся с позором. А вот «сделки с самолюбием» не преследовались вообще (правда, очень редко бывали и исключения). Начальство к ним относилось в точности как поздравители с поздравляемыми – старая добрая традиция, что поделать, не вымогательство же, обыватели сами дают…

Ситуация резко изменилась с приходом на пост обер-полицмейстера (ставшего потом градоначальником) Ф. Ф. Трепова. Человек безукоризненной честности (в чем только его не обвиняли злые языки, но и самые ярые недоброжелатели ни разу не заикались насчет коррупции), он развязал нешуточную борьбу и против «сделок с самолюбием». Сохранился его приказ по этому поводу, который, думается мне, ради передачи колорита эпохи следует привести целиком.

«Во всеподданнейшем докладе моем о необходимости и способах преобразования столичной полиции я счел долгом, между прочим, представить Его Императорскому Величеству, что чины полиции, получая скудное содержание, по необходимости существуют приношениями от частных лиц, известными под именем праздничных денег. При этом выражено мною, что такой порядок вознаграждения служащих роняет достоинство полиции в общественном мнении, стесняет чинов ее в преследовании нарушений закона, поставляя их в зависимое от частных лиц положение, словом, составляет неизбежную причину нравственного растления полиции и источник глубокого зла.

Государь Император, признав этот взгляд на праздничные деньги вполне основательным, Высочайше соизволил на увеличение содержания чинов полиции в такой мере, что скромное безбедное существование на службе сделалось для них возможным и по тому самому, безукоризненное исполнение долга безусловно обязательным. Таким образом, не одно вымогательство, но и принятие ими добровольных от частных лиц приношений становится уже в настоящее время преступлением и будет преследуемо мною со всей строгостью.

Я надеюсь, что чины полиции, дорожа своим достоинством, сознают вполне все превосходство настоящего служебного своего положения и не пожелают снова подчиниться тяжелой зависимости от частных лиц, служить выгодам лиц, и притом достаточных, а не делу. Поэтому настоящий приказ мой предназначен не для всех чинов вверенной мне полиции, а только для тех из них, которые могут, как и во всякой другой среде, явиться в составе полиции, как прискорбное исключение из общего состава служащих. Приказ этот еще более предназначается для того, чтобы по объявлении его во всеобщее сведение все обыватели столицы могли знать, что чины санкт-петербургской полиции поставлены ныне в такое положение, что не нуждаются более в особых неофициальных средствах к своему существованию и что поэтому всякое по случаю наступающих праздников предложение им подарков будет служить не только явным признаком неуважения к высокому назначению полицейской деятельности, но и прямым оскорблением лица, избравшего это поприще».

После чего кривая поздравлений резко пошла вниз: все знали, что у Трепова не забалуешь, что обещал, то и сделает. И все же, все же… Сдается мне, что Федор Федорович, суровый и жесткий профессионал, был все же в душе чуточку идеалистом. По той же, не раз поминавшейся причине: коррупцию невозможно искоренить полностью никакими приказами, взывающими к самым благородным чувствам. У меня нет точных данных, но, зная человеческую природу, нет сомнений, что и при Трепове «сделки» обоих видов имели место – разве что в условиях строжайшей конспирации. Вряд ли мало было тех, кто вовсе не считал «оскорблением» «сделку» того или иного вида. И остается только гадать, сколько потаенных недоброжелателей прибавилось у Трепова среди его собственных подчиненных, тех самых «прискорбных исключений» (которых наверняка было гораздо больше, чем белых ворон). Очень уж глубоко укоренилась традиция «праздничных» и слишком давно существовала…

Ну а после ухода Трепова в отставку все как-то тихо, незаметно, ползуче вернулось на круги своя. «Сделки» обоих видов, несмотря на все старания Трепова и его преемников, благополучно существовали «в подполье», а потом, когда у «руля» оказались люди совсем другого плана, не то что достигли прежнего уровня, но даже расцвели еще пышнее.

Случались откровенные курьезы. Однажды молодой городовой во время обыска был уличен в том, что украдкой сунул в карман свинку-копилку. Ни о какой серьезной корысти речь не шла: в копилке обнаружилось всего-то двадцать три копейки медяками. Виновник простодушно оправдывался: хотел побаловать сынишку господской игрушкой. Но все равно был отдан под суд. Лично мне этого простодушного парня чуточку жалко – еще и потому, что в то же самое время более высокопоставленные чины крутили дела, по сравнению с которыми кража копеечной игрушки – детская забава…