Наталия Сотникова - Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

Этого странного явления никто не ожидал, ибо известна была некая неприязнь, которую король буквально с детских лет питал к женскому полу. Буквально ни для кого не составляло никакого секрета, что он совершенно не переносил вид женской груди, а отсюда глубоких декольте. Известно несколько таких случаев, которые описали современники. Как-то король проезжал через Дижон, и горожане устроили ему торжественный обед. Некая предприимчивая молодая особа в туалете с откровенным декольте устроилась за столом напротив короля. Тот старался не смотреть в ее сторону и даже опустил поля шляпы, затем напоследок, набрав в рот вина, с силой выплюнул его на грудь женщины. Накануне там же некая бойкая дама пыталась уговорить гвардейца из королевской охраны разрешить ей приблизиться к королю. Тот вроде бы был склонен допустить ее, но, обратив внимание на нескромный вырез ее платья, настоятельно посоветовал ей:

– Либо прикройтесь, либо уходите, мадам. Королю вы не понравитесь. Вам должно быть известно, что подобное оголение ему не по вкусу.

Известно, что король не знал иных женщин, кроме своей супруги, да и то исполнял в этом смысле скорее свой государственный долг, нежели действовал по влечению страсти. Тем не менее при дворе кое-кто еще считал возможным перевесить влияние кардинала Ришелье, подсунув Людовику настоящую любовницу. Однако король расстроил все планы подобных заговорщиков, сделав своими чисто платоническими фаворитками сначала Мари д’Отфор (1616–1691), а затем Луизу-Анжелику де Лафайет (1618–1663).

Бабка Мари, мадам де Лафлотт-Отрив, воспитательница дочерей Марии Медичи, пристроила внучку ко двору, когда ей было всего 12 лет. Королева-мать зачислила ее в штат своих фрейлин. Девушка рано стала выделяться своей красотой: «огромные голубые глаза, полные огня, белые ровные зубки (напомним, что в век полного отсутствия стоматологов хорошие зубы были редкостью), а лицо кровь с молоком, подобающие красивой блондинке». Впервые эта барышня бросилась в глаза королю весной 1630 года во время пребывания двора в Труа, и король обратился к своей матери с просьбой разрешить ему служить этой даме и беседовать с ней, тут же подчеркнув, что не питает никаких дурных замыслов на ее счет. Это было настолько неожиданным для Марии Медичи, что лицо ее натуральным образом побагровело. Она довольно нескладно пробормотала, что и не подозревает сына ни в каких дурных замыслах, тем более в ее доме, а его величеству и так вольно служить дамам и беседовать с ними, как это дозволено всем прочим придворным.

После этого король часто удостаивал девицу беседами, наносил ей визиты, стал проявлять более внимания к своей одежде и выбирать для нее те же цвета, которые носила она, – старинный рыцарский обычай. Разговаривал он с ней об охоте, собаках и птицах, причем после каждого разговора подробно записывал сказанное им и ответы девушки. Таких записей набрался целый ящик, который и был обнаружен после его кончины. Можно представить себе, как это смешило столь молоденькую барышню, почти подростка, о чем она со смехом рассказывала горничной Анны Австрийской; ее также потешало то, что король не осмеливался приблизиться к ней. Об отношениях короля со своими платоническими возлюбленными красноречиво свидетельствует «сцена с пинцетом».

Как-то осенью 1631 года король появился в дамском обществе в тот момент, когда Мари д’Отфор читала поданную ей записку (красивая девушка не испытывала недостатка в поклонниках). Людовик нахмурился и потребовал, чтобы она показала письмецо ему. Мари отказалась и спрятала бумажку в корсаже. Присутствовавшая там Анна Австрийская схватила девушку за руки, чтобы та не могла защищаться, и со смехом предложила супругу поискать письмо. Тот не без некоторого колебания взял серебряный пинцет и погрузил его между грудями Мари, надеясь ухватить бумагу. Затем, осознав, что выглядит настоящим посмешищем, убрал пинцет, так и не обнаружив записку.

Весьма показательна и другая история. Король попросил придворного аббата Буа-Робера (имевшего такую репутацию гомосексуалиста, что получил прозвище «Бургомистр Содома») написать текст на сочиненную лично им музыку. Будучи типичным подхалимом, аббат взял в качестве темы симпатию короля к Мари д’Отфор. Прочитав стихотворение, король заявил:

– Надо убрать слово «желание», потому что я не испытываю никакого желания.

Буа-Робер посоветовался с кардиналом Ришелье и заменил нежелательные существительные «мушкетерами» и «солдатами». Это полностью изменило смысл песни, но, по отзывам современников, «король нашел ее восхитительной».

Ум у Мари был посредственный, а гордость велика, иногда она досаждала королю своими насмешками. Он 18 февраля 1635 года заметил в ходе представления балета прелестную брюнетку Луизу-Анжелику де Лафайет, фрейлину Анны Австрийской. Это была чрезвычайно серьезная девушка со склонностью к религиозной жизни. Короля привлекла не только свежесть и искренность молодой девушки, но и зрелость и мудрость ее ума. Луиза была враждебно настроена по отношению к кардиналу, заступалась за Анну Австрийскую (оставаясь в совершенном неведении относительно ее предательства), говорила о бедности населения, в то время как кардинал жил в королевской роскоши. Все это не понравилось Ришелье, тем более что Мари согласилась перейти на его сторону, тогда как гордая и равнодушная к мирским благам Анжелика отказалась. Тогда он решил избавиться от нее другим способом. Наслышанный об ее желании удалиться от света, он через духовника девушки ускорил ее пострижение в монахини, хотя против этого выступили родственники девушки – надо полагать, возлагали большие надежды на ее фавор. Против был и Людовик. По свидетельству современников, «все последние дни, когда она пребывала при дворе, прежде чем она решилась посвятить себя религии, сей великий король, столь мудрый и столь постоянный в своей добродетели, испытал, тем не менее, моменты слабости, в которые он уговаривал ее согласиться поселиться в Версале (тогда его небольшом, но любимом охотничьем домике), чтобы жить там под его покровительством, и это предложение, столь противоречившее его обычным чувствам, настолько испугало ее, что она еще быстрее решила удалиться от двора».

19 мая 1637 года мадмуазель де Лафайет покинула двор. Король не мог сдержать своих чувств и заплакал, а Луиза призвала его принять ее жертву и исполнять свой долг короля. Он еще долго навещал девушку в монастыре и беседовал с ней через забранное решеткой окно. По словам короля, «я обещал мадмуазель Лафайет, перед которой я всегда держал мое слово, так же, как и она передо мной, что я до смерти буду упорствовать в моем замысле не связывать себя обязательством ни с кем, как я говорил ранее, и попытаюсь жить наилучшим образом, как могу на этом свете, дабы в конце смочь попасть в рай, что должно быть единственной целью, которую должно иметь в сем мире».