Елена Прудникова - Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

Мне думается, что искать объяснения многого, приведшего в конце концов Россию к гибели и позору, надо не в умственных способностях Николая II, а в отсутствии у него сердца, бросающемся в глаза в целом ряде его поступков. Достаточно припомнить посещение им бала французского посольства в ужасный день Ходынки, когда по улицам Москвы развозили пять тысяч изуродованных трупов, погибших от возмутительной по непредусмотрительности организации его „гостеприимства“, и когда посол предлагал отсрочить этот бал…

Достаточно, наконец, вспомнить равнодушное отношение его к поступку генерала Грибского, утопившего в 1900 году в Благовещенске-на-Амуре пять тысяч мирного китайского населения, трупы которых затрудняли пароходное сообщение целый день, по рассказу мне брата знаменитого Верещагина; или равнодушное попустительство еврейских погромов при Плеве; или жестокое отношение к ссылаемым в Сибирь духоборам, где они на севере обрекались, как вегетарианцы, на голодную смерть, о чем пламенно писал ему Лев Толстой… Нельзя не вспомнить одобрения им гнусных зверств мерзавца — харьковского губернатора И.М. Оболенского при „усмирении“ аграрных беспорядков в 1892 году».

Про «усмирения» мы уже писали. А вот позабытая ныне история в Благовещенске — она уж совершенно из ряда вон и, кстати, прекрасно показывает чудовищное нравственное одичание российского населения.

…В городе Благовещенске-на-Амуре всегда было много китайцев: гастарбайтеры, прислуга, купцы, содержатели магазинов и ресторанчиков. Особых проблем с ними никогда не было, китайцы имели репутацию честных и усердных работников. В 1898 году в Китае началось восстание «боксеров», сопровождавшееся пограничными конфликтами с Россией. В июне 1900 года благовещенские китайцы поинтересовались у военного губернатора Амурской области генерала Грибского, не следует ли им на некоторое время оставить город. Однако тот ответил, что «правительство великой Российской империи никому не позволит обижать мирных граждан». Китайцы поверили и остались.

В ночь с 23 на 24 июня 1900 года в Пекине произошла резня христиан, без различия пола и возраста. Дальнейшее можно было бы объяснить праведным гневом, если бы не один нюанс: оным гневом горожане воспылали лишь после того, как 2 июля китайцы обстреляли Благовещенск. В городе начались китайские погромы. В полном соответствии с данным ранее обещанием Грибский приказал выселить китайцев из города. Куда? А в Китай!

4 июля партия китайцев численностью около 4 тысяч человек была отправлена в поселок Верхне-Благовещенский. Гнали быстро, поэтому многие, в первую очередь старики, стали отставать. Пристав велел рубить их топорами. По прибытии на место выяснилось, что лодок местное население не дает, и тогда китайцам велено было плыть. Амур — река широкая (в месте «переправы» — 200 м) и быстрая. Тех, кто не хотел идти в воду, загоняли туда штыками и пулями. На противоположный берег выбралось всего несколько сотен человек — преимущественно мужчины. Старики, женщины и дети утонули. В последующие дни так же «выселили» еще несколько сотен китайцев.

Как бы поступил с устроителями подобного Сталин? Сведений таких нет по одной простой причине — в СССР такого не происходило. Для сравнения: в 1945 году, после того, как Красная армия три года шла по выжженной земле своей страны, за подобные действия по отношению к мирному населению Германии советских военнослужащих расстреливали. И, уверяю вас, отнюдь не из низкопоклонства перед Европой, а потому, что великий советский народ не мог позволить себе потерять человеческий облик, и потому, что чужие зверства — не оправдание для собственных.

Понесли ли хоть какое-то наказание участники благовещенской бойни? Сведений таких нет. Генерал Грибский не понес, это точно.

И вот как это совместить с христианством, «народом-богоносцем» и «православным государем»? Или китайцы не люди, потому что не христиане? Но разве Христос не решил эту проблему вопросом: «Кто твой ближний»? [80] Лк. 10: 25–37.

Продолжим, однако, читать Кони:

«Можно ли, затем, забыть Японскую войну, самонадеянно предпринятую в защиту корыстных захватов, и посылку эскадры Небогатова со „старыми калошами“ на явную гибель, несмотря на мольбы адмирала… Можно ли забыть ничем не выраженную скорбь по случаю Цусимы и Мукдена…»

Конфликт с Японией за влияние на Дальнем Востоке назревал уже несколько лет. Японцы, не очень-то и скрываясь, наращивали вооружение, готовили армию, строили корабли. Можно ли было предотвратить вооруженное столкновение? Можно, японцы готовы были к переговорам. Но «в начале войны Государь определенно высказывает свое мнение, что война будет недолгой, конечно же, победной и никак не отразится на внутреннем положении в стране, которое совершенно устойчиво». В реальности, как мы теперь знаем, все произошло с точностью до наоборот. Но вот дальше… нет, это просто песня!

«Прекратив все прочие дела, Император много ездил по стране, инспектировал войска, участвовал в освящении военных кораблей и щедро раздавал солдатам и офицерам образочки и крестики».

Это ни в коей мере не сарказм — это цитата из «Материалов по канонизации». Что еще делал «хозяин земли русской» для того, чтобы выиграть войну, так и осталось тайной. В итоге получился конфуз — «образочками и крестиками» победить не удалось. Русская армия управлялась столь дурно, что даже при численном превосходстве не выиграла ни одного крупного сражения. Флот управлялся не лучше и был разгромлен полностью. Какие выводы сделал из этого император?

«Перед I Мировой войной настроение Государя раздваивается между стремлением всеми силами сохранить мир и недооценкой опасности грядущей войны… В.Н. Коковцов в своих воспоминаниях пишет о влиянии на Государя „воинственно-патриотически“ настроенных министров: „Эта часть министров имела на своей стороне, в сущности, и Государя. И не потому, что Государь был агрессивен. По существу своему он был глубоко миролюбив, но ему нравилось повышенное настроение министров националистического пошиба. Его удовлетворяли их хвалебные песнопения на тему о безграничной преданности ему народа, его несокрушимой мощи, колоссального подъема его благосостояния, нуждающегося только в более широком отпуске денег на производительные надобности. (Русские крестьяне к тому времени голодали практически каждый год. — Е.П. ) Нравились также и заверения о том, что Германия только стращает своими приготовлениями и никогда не решится на вооруженное столкновение с нами и будет тем более уступчива, чем яснее дадим мы ей понять, что мы не страшимся ее и смело идем по своей национальной дороге. Аргументы этого рода часто охотно выслушивались Государем и находили сочувственный отклик в его душе“».