Елена Прудникова - Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

Как известно, Германия все-таки решилась. По-прежнему ни армия, ни страна не оказались готовы к вооруженному столкновению. После двух с половиной лет войны, в которой наших почти все время били, терпение народное кончилось, и миллионы мужиков, которым дали винтовки (а как иначе воевать-то?), хлынули с фронта домой.

Впрочем, не стоит винить «министров-патриотов». К тому времени сановники говорили исключительно то, что хотел услышать монарх, — прочие во дворце не задерживались. Если они это говорили, значит, царь хотел это слышать. Слова о безграничной преданности народа, о его высоком патриотизме повторялись во дворце постоянно. Их никто не проверял — зачем подвергать сомнению добрые сказки? Похоже, что в народные бедствия чета Романовых тоже не очень-то верила — иначе не объясняли бы крестьянские и рабочие волнения исключительно происками смутьянов.

«Этою же бессердечностью, — продолжает Кони, — можно объяснить нежелание ставить себя на место других людей и разделение всего мира на „я“ или „мы“ и „они“… Чуждаясь независимых людей, замыкаясь от них в узком семейном кругу, занятом спиритизмом и гаданьями, смотря на своих министров как на простых приказчиков, посвящая некоторые досужие часы стрелянию ворон у памятника Александры Николаевны в Царском Селе, скупо и редко жертвуя из своих личных средств во время народных бедствий, ничего не создавая для просвещения народа, поддерживая церковно-приходские школы и одарив Россию изобилием мощей, он жил, окруженный сетью охраны… тратя на это огромные народные деньги. Отсутствие сердечности и взгляд на себя как на провиденциального помазанника Божия вызывали в нем приливы горделивой самоуверенности, заставлявшей его ставить в ничто советы и предостережения немногих честных людей, его окружавших или с ним беседовавших, и допустившей его сказать на новогоднем приеме японскому послу за месяц до объявления Японией пагубной для России войны: „Япония кончит тем, что меня рассердит“…

А между тем судьба была к нему благосклонна. Ему, по евангельскому изречению, вина прощалась семьдесят семь раз. В его кровавое царствование народ не раз объединялся вокруг него с любовью и доверием. Он искренно приветствовал его брак с „Гессен-Даршматской“ принцессой, как ее назвал на торжественной ектении протодиакон Исаакиевского собора. Народ простил ему Ходынку; он удивлялся, но не роптал против Японской войны и в начале войны с Германией отнесся к нему с трогательным доверием. Но все это было вменено в ничто…»

«Кругом измена, трусость и обман» — записал Николай в дневнике после отречения. Он так ничего и не понял.

Роковой была не встреча с Европой, а несвободный характер этой встречи.

Прот. Александр Шмеман

…Прошли годы, канула в Лету монархия. Царя почти и не вспоминали — какой интерес вспоминать правителя, при котором все развалилось? И вдруг пошла волна… Словно бы незаметное в океане цунами, достигла мелководья и обрушилось на побережье, сметая хлипкие домики идеологических построений. Как тут не вспомнить бессмертную фразу Льва Гумилева: «В 1565 году по всей Голландии пошла параша, что папа — антихрист». Почему-то именно в 1565 году и сразу по всей Голландии, — а закончилось все отделением Нидерландов от Испании. Прославление Николая тоже стояло в начале многих серьезных дел. Пусть не единственный это был таран из сокрушавших СССР — но ведь и он был применен небезуспешно.

С чего все начиналось?

24 июня 1918 года публицист Михаил Меньшиков записал в дневнике: «Неужели Николай II убит? Глубинам совести народной, если остались какие-нибудь глубины, будет нелегко пережить эту кровь».

Как ни странно, «глубины народной совести» тогда отнеслись к убийству бывшего монарха с совершенным равнодушием. Наверное, душой восприняв идею равенства всех людей, они просто не осознали, чем Николай Романов и члены его семьи отличаются от прочих убитых в Гражданской войне. Не считали, подобно великому князю Николаю Николаевичу, что монарх — нечто среднее между человеком и Богом.

«Глубины совести» вдруг пробудились в 90-е. И не говорите, что мощнейший идеологический накат тут был ни при чем! В ход пошло все: и ужасы ипатьевского подвала, и старательно отретушированные фотографии семейства с оленьими глазами а-ля Брюллов и выглаженными юными лицами (вы неотретушированные фото видели? Посмотрите, будет очень интересно), и масса «православных» книжечек с тщательным вылизыванием земли под августейшими сапогами, и многое другое, обрушившееся на совершенно неготовое к такому общество воистину как цунами.

«Промывание мозгов» было наглое, рассчитанное на самый некритический «пипл». Рассматривалось все изолированно не только от мировой, но и от русской истории и применительно к мировоззрению обывателя, которому предлагалось поднять себя с мягкого дивана и перенести в екатеринбургский подвал. Тогда это действительно ужасно — свой мягкий животик с дивана да в подвал! Но обыватель-то привык все мерить по себе! И уж тем более привыкла все мерить по себе избалованная и эгоистичная советская интеллигенция, особенно живущая в нынешних пределах МКАД.

А если посмотреть в контексте истории государства российского? Не будем трогать полумифического Ивашку [81] Сын Тушинского вора и Марины Мишек, который, по сведениям некоторых историков, был приговорен к смерти и публично повешен в Москве в возрасте трех лет от роду. … загляните в Интернет, поинтересуйтесь судьбой императора Иоанна Антоновича. Куда там ипатьевский подвал! Пара минут — и все кончено! А как вам годовалый ребенок, брошенный в тюрьму один, без матери, всю жизнь проведший в заточении и убитый в возрасте 23 лет? Да уж… «веселая царица была Елисавет!»

Но Иоанна Антоновича не канонизировали, как, впрочем, и Ивашку, — хотя они-то, уж безусловно, страстотерпцы. Как и те четыре сестры милосердия, ухаживавшие за ранеными красноармейцами, которых белые между делом пристрелили на какой-то уральской станции. Чем они принципиально отличаются от четырех великих княжен? Почему из всей русской истории для воздевания рук были избраны семь (из одиннадцати!) узников ипатьевского дома? Причина тому была, конечно, и не одна…

Итак, волна пришла в «перестройку» — кто-то удивлен? Все было ярко и ново, небо ясное, трава зеленая, из открытого, наконец, окна в Европу веял свежий идеологический ветерок… то, что дует он с помойки, выяснилось уже потом, когда проанализировали ароматы. Запахи определили… но след весенней радости остался. Что поделать, таковы особенности идеологической войны.