Елена Прудникова - Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

…Итак, второе постановление нашего поместного собора могло бы быть таким: С решительностью отметая религиозное учение коммунизма, Священный Собор, однако, не находит непримиримых возражений против коммунизма, как учения экономического, отрицающего частную собственность и признающего все общеполезное и нужное общим достоянием, ни в священном писании, ни в подлинно церковном учении, особенно в учении древней русской православной церкви, и потому приглашает и благословляет верных чад церкви бедных и неимущих, со спокойной совестью без боязни погрешить против святой веры, радостно приветствовать узаконенный Советскою властью в С.С.С.Р. Коммунистический строй, а богатых и имущих безропотно, во имя той же веры, ему подчиниться, помня слово св. писания, что „блаженнее давать паче нежели принимать“ /Деян. XX, 35/ и что лучше быть обиженным и лишенным, нежели обижать и лишать других „да еже братию“ /I Кор. VI, 7–8/».

Как видим, Сергий Страгородский отнюдь не «шел на компромисс с большевистской властью», не «стал на путь лояльности, чтобы спасти Церковь», как сейчас говорят некоторые из его защитников. Он совершенно искренне пошел по этому пути. Такова была его позиция, хотя сейчас и уверяют, что искренне думать что-то подобное христианин не может по определению.

В 1927 году отношения Церкви и государства более-менее устоялись. Фактически ставший во главе РПЦ Сергий и временный Патриарший Священный Синод 29 июля 1927 года приняли знаменитую «Декларацию» о лояльности советской власти.

После двухсот лет на положении любимой рабыни, подневольной, но обласканной, оказаться на воле в не просто светском, а в атеистическом государстве было очень тяжело, причем как Церкви, так и государству. Ему ведь тоже надо было как-то выстраивать отношения с верующими и мощнейшей в стране организацией — Русской Православной Церковью. В ходе этого выстраивания случилось много всякого, но в конце концов митрополит Сергий, на ту пору первое лицо в Церкви, признал ее… что? Поражение? Вы так думаете? Тогда читаем:

«Одною из забот Святейшего Отца нашего Патриарха Тихона пред его кончиной было поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к Советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования… Если бы неожиданная кончина не прекратила его святительских трудов, он довел бы дело до конца.

К сожалению, разные обстоятельства, а главным образом, выступления зарубежных врагов Советского государства, среди которых были не только рядовые верующие нашей Церкви, но и водители их, возбуждая естественное и справедливое недоверие правительства к церковным деятелям вообще, мешали усилиям Святейшего…

Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений, выступления зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас всех на глазах. Все это нарушает мирное течение жизни, создавая атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений. Тем нужнее для нашей Церкви и тем обязательнее для нас всех, кому дороги Ее интересы, кто желает вывести Ее на путь легального и мирного существования, тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и с нашим правительством».

В этих абзацах, как в зеркале, отражаются основные претензии властей к Церкви — а что еще можно вынести в начало? С самого прихода большевиков к власти их враги пытались опереться на Церковь — и часто находили там помощь и поддержку. После окончания «горячей» войны борьба не закончилась — за границей было слишком много людей, у которых в России оставалась собственность, как материальная, так и не материальная, в виде сословных привилегий, должностей, положения в государстве. Многие сумели вывезти свои капиталы, так что и деньги на борьбу имелись. В ожидании «крестового похода цивилизованного мира» и окончательного падения большевиков эта публика занималась разведкой и террором — и «церковники», враждебные большевикам, стали ее естественным союзником внутри страны. ОГПУ же была спецслужбой не из последних, и раз такие претензии выдвигались, то не на пустом месте.

Тут надо учесть еще и дату написания «Декларации». Лето 1927 года, время «военной тревоги». Налеты на дипломатические представительства в Китае, разгром торгового представительства в Лондоне, убийство советского полпреда в Варшаве, возросшая активность террористов. Советское правительство открыто объявило, что готовится военное нападение на СССР. И дело даже не в возможных репрессиях против Церкви, если она смолчит. Каждому человеку, и православному в том числе, надо было бы уже как-то определиться: чью сторону он примет в надвигающейся войне? Для себя определиться, не для «галочки». Тут уже в уголке не отсидишься: либо ты защищаешь свою страну, какая бы она ни была, либо присоединяешься к ее врагам.

Дальше в Декларации говорится о легализации церковного управления — но это вопросы организационные, их мы выпустим. И затем идет главное — то, вокруг чего до сих пор кипят споры: почему Сергий так сказал, «выкрутили руки» ему или он «спасал» Церковь, или просто испугался…

«Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза „не только из страха наказания, но и по совести“, как учил нас Апостол (Рим. 13, 5). И мы надеемся, что с помощью Божиею, при вашем общем содействии и поддержке, эта задача будет нами разрешена».

Простите… а что здесь такого ужасного с точки зрения Православия? Почему православный не может быть патриотом? Почему он не может принять сторону «самарян», поднимающих полумертвую державу? Потому что ему государство преференций не выделяет и денег на храмы не дает? Или потому, что те, с кем он привык чай пить, теперь на другой стороне?

Ответ на этот вопрос просто так не дается, тут надо учитывать слишком многое. Как говорит дальше митрополит Сергий: