Владимир Богораз - Восемь племен

— Убейте меня тоже! — крикнула Мами отчаянным голосом. — Вместе с оленями!

— Постой, всё будет! — сказай Мышеед в виде утешения. Теперь волосы на его голове гладко выбриты, и на затылке была приклеена полоска грязной кожи над подживающей раной.

Обезумевшие олени, видя угрожающую гибель, полезли напролом, прямо на окружавших людей. Мышееды размахивали арканами, но олени только храпели и старались прорваться на простор.

Подростки остались на воле, но, видя смертельную опасность и плен своей руководительницы, совершенно растерялись и только бесцельно перебегали с места на место внутри стада.

Мышеед, захвативший Мами, выпустил аркан и побежал к пастухам сквозь толпу оленей, расступавшихся перед ним, как живые волны.

— Собирайте стадо, — кричал он с ужасными ругательствами. — Я вас!..

Догнав переднего мальчика, Рынто, вне себя от гнева, замахнулся и ударил его по плечам луком, который всё ещё держал в правой руке. Крепкое лиственничное дерево опустилось, как дубина; мальчик с криком упал на землю и тотчас же пополз в сторону, как раненая лисица, стараясь забраться в кусты. Разъярённый Мышеед уже подбегал к другому, но тот протянул к нему навстречу руки.

— Мы не можем! — кричал он раздирающим голосом. — Без Мами не можем ничего! Нас олени не слушают!

Мышеед с ненавистью посмотрел на пастуха, потом на огромную добычу, которая опять угрожала ускользнуть. Несколько животных успели вырваться из круга воинов и убегали вперёд, несмотря на стрелы, летевшие вдогонку, но большая часть стада ещё держалась вместе. Мышеед поспешно вернулся к девушке и развязал ей руки.

— Собери их вместе! — приказал он, толкая её по направлению к стаду.

— Скажи своим людям, пусть уйдут с дороги! — ответила девушка.

Рынто, очевидно, бывший главным в шайке, побежал к своим товарищам. После кратких переговоров Мышееды соединились вместе и отошли в сторону, держа наготове луки и недоверчиво наблюдая за движениями пастухов. Мами бегала вдоль стада, успокаивая оленей особым призывным криком, похожим на хорканье молодой важенки.

— Га-га-гак! гак! гак! — кричала она, заставляя оленей сгруживаться вместе.

Ободрённые мальчики ревностно помогали ей, забегая дорогу самым смелым животным. Белый бык всё ещё стоял на месте; стрела поразила его под левую лопатку, но он боролся с болью и смертью и не хотел упасть на землю. Завидев подходившую Мами, он поднял голову и протянул её вперёд. Из его глаз выкатились две большие слезы и потекли по гладкой шерсти щёк; потом глаза животного приобрели неподвижное выражение, в бёдрах его пробежала мелкая дрожь, и оно тяжело рухнуло на снег, подёргиваясь в предсмертных конвульсиях. Вожак стада как будто только ожидал хозяйку, чтобы попрощаться с ней и потом покориться концу.

По лицу Мами тоже текли слёзы, но она продолжала бегать и успокаивать стадо. Убежавшие олени один за другим стали возвращаться. Стадо понемногу двигалось вперёд, а за ним следовала шайка Мышеедов, жадными глазами наблюдая за своей новой собственностью. Убитые животные были беспечно брошены в добычу песцам и волкам.

С левой стороны показался обоз на собаках под предводительством женщин, которые ловко управлялись с плохо выдрессированными псами тундры. Но воины из осторожности не позволили им подъехать близко, чтобы не испугать стада. Справа подошли немногие олени, оставшиеся у Мышеедов после недавнего бегства. Очевидно, нападение было строго обдумано и отдельные отряды расположены на соответственных местах, как того требовали правильные боевые расчёты.

В эту ночь на стоянке Мышеедов было много веселья. Они знали тундру лучше Мами и указали ей для остановки другой лес, за четыре часа пути, где было прекрасное пастбище для оленей и обильное топливо для людей. Скоро несколько больших костров засияли на опушке. Мышееды изловили самых жирных животных и, убив их копьями, приготовляли ужин. Когда стемнело, они опять отпустили мальчиков охранять отдыхающее стадо, но Мами велели сесть у самого большого костра.

Они смотрели на девушку, как на заложницу, и чувствовали уверенность, что, пока она с ними, стадо не ускользнёт из их рук. Девушка устало опустилась на землю перед огнём. Чувство полной беспомощности разрослось в её душе и превратилось в оцепенение. Она готова была машинально выполнить всякое приказание, лишь бы эти дикие люди не били её и не вязали ей рук арканом. Так чувствовали себя во все века военнопленные рабыни, только что начинающие своё тяжёлое поприще под чужеземной властью.

Мышееды разрывали мясо на части и пекли его на раскалённых угольях, каждый для себя; женщинам доставались части похуже, с большими костями, которые они постепенно обгладывали, разбивали каменными молотами и глодали снова. Вождь Мышеедов был теперь добрее к Мами и даже бросил ей бесформенный кусок, который наполовину обуглился, забытый в глубине костра, и потому не годился для счастливых победителей.

Мами, однако, не стала есть; она посмотрела на эту дикую толпу, уничтожавшую с волчьей жадностью лучших животных её стада, и в душе её на минуту проснулось прежнее отчаяние.

— Лучше бы ты убил меня вместе с оленями, — повторила она, стиснув руки и склоняя голову к земле.

— Зачем? — нагло усмехнулся Рынто. — Ты доведёшь стадо к Телькепу.

Так называлась главная река Мышеедов.

— А потом? — невольно спросила девушка.

— Потом видно будет! — уклончиво возразил Рынто. — А ты ешь!.. — повелительно прибавил он, видя, что Мами всё ещё держит в руках нетронутый кусок.

Мышееды кончили ужин и теперь заедали его сухим снегом, как собаки. Женщины мало-помалу собирались вокруг Мами. Их было около двух десятков, многие были высоки и статны, но все лица обезображивались низким лбом и массивными, выходившими вперёд челюстями. Они рассматривали молодую девушку с видимым недружелюбием.

— Чертовка! — шипели они. — Таньгинская ведьма!..

Самые смелые стали плевать ей в лицо. Другие бросали в неё комья снега или сучья, валявшиеся вокруг.

Вождь схватил из костра головню и, размахивая ею направо и налево, стал отгонять женщин, как отгоняют хищных животных, наступающих слишком близко.

— Суки! — кричал он. — Пошли отсюда!.. Пошли к саням!..

Он приложил к губам продырявленный олений позвонок, висевший у него на шее и заменявший свисток, и пронзительно свистнул, созывая своё племя на ночной совет.

Ото всех костров стали собираться воины с раскрасневшимися лицами, ещё лоснившимися от недавнего ужина; некоторые держали в руках кости, продолжая их обгладывать на ходу.

— Слушайте, — сказал вождь, когда собрание было в полном составе. — Мы захватили в плен много быков и одну важенку… Быков съедим. А с важенкой что делать?