Джон Гай - Елизавета. Золотой век Англии

Но несмотря на отчаянные попытки соответствовать образу богини во плоти, чья «красота украшает мир, а мудрость является чудом нашего времени», который поддерживался наиболее угодливыми приближенными, вскоре появились тревожные признаки того, что королева действительно стареет [1444] CCM, 1601–1603, no. 315. . Вопрос престолонаследия оставался нерешенным, и наставали тревожные времена. После предательства графа Эссекса доверие королевы к мужчинам иссякло окончательно. Если уж ее предал он, то предать может любой. Как поведал другу Джон Харингтон, «королеву настораживает каждое сообщение из города, и она хмуро смотрит на всех дам». Она «не притрагивается к роскошным блюдам на столе, предпочитая есть белый хлеб и суп с цикорием. Она подолгу ходит одна в своих покоях. Королева топает ногами, получив плохие новости, и иногда в ярости вонзает свой ржавый меч в настенный ковер» [1445] The Letters and Epigrams of Sir John Harington. N. E. McClure (ed.). Philadelphia, 1930. P. 90–91. .

Более серьезный случай произошел на открытии парламента в 1600 году: Елизавета споткнулась, выходя из экипажа. Она бы упала, если бы несколько оказавшихся рядом джентльменов вовремя не подхватили ее [1446] Secret Corr. P. 26; Hartley, III. P. 288–289. . Скончайся королева внезапно, кто бы взошел на трон? Томас Уилсон, один из протеже Роберта Сесила, насчитал не менее двенадцати претендентов. Главными среди них, по мнению Уилсона, были Яков VI, лорд Бошан (старший сын графа Хартфорда), Арабелла Стюарт и испанская инфанта. Таким образом, сухо заключал он, «эта корона не упадет так просто к ногам тех, кто желает ее надеть» [1447] The State of England AD1600 by Thomas Wilson. F. J. Fisher (ed.) // Camden Society, 3rd Series, 52 (1936). P. 2–6; Introduction // Doubtful and Dangerous: The Question of Succession in Late-Elizabethan England. S. Doran, P. Kewes (ed.). Manchester, 2014. P. 4–5. .

Сплетни на улицах и в тавернах Лондона смешивались со вполне оправданными опасениями за будущее страны. В Звездной палате лорд — хранитель Большой печати Эгертон жаловался на постоянную ругань и изменническую клевету, распространяющуюся по всему Лондону и исходящую от подлых людей, склонных к бунтарству и подстрекающих к междоусобицам [1448] SP 12/273, no. 35; SP 12/278, no. 55. . Однако больше всего способствовал такой атмосфере решительный запрет самой королевы, даже для членов Тайного совета, обсуждать запретную тему. Это мешало им эффективно противостоять Роберту Парсонсу, продолжавшему убеждать всех в том, что преемником Елизаветы должна стать испанская инфанта. «Боюсь писать об этом, дабы не касаться государственной тайны… — писал в записке самому себе Харингтон, — и сам над собой смеюсь… Кто станет обвинителем — стены моего кабинета? Но, как говорится, где наша не пропадала: пока мысли эти не напечатаны, я закона не нарушил» [1449] J. Harington. A Tract on the Succession to the Crown. C. R. Markham (ed.). London, 1880. P. 38–39. .

Харингтон, как и многие другие, предпочел бы видеть на троне Якова. Во многом потому, что помимо старшего сына, принца Генриха, у Якова и его жены было еще двое детей: Елизавета (р. 1596) и Карл (р. 1600). Если бы Яков стал королем, будущее монархии было бы гарантировано. Харингтон писал, что большинство склонялось в сторону Якова:

Бог благословил королеву долгим и процветающим царствованием и жизнью. Пусть она живет долго во славу Его, но как только Бог призовет ее, я чувствую, что страной не должна править женщина, скрывающаяся от дел и приближенных в покоях, которую мы будем видеть лишь в церковные праздники, или отрок, который будет делать то, что велит ему дядя… Преемником должен стать человек умный, крепкий, понимающий, сильный духом. Его наставления сыну должны стать для нас ориентиром, на который мы сможем положиться. Так говорят друг с другом друзья [1450] Harington. Tract on the Succession. Markham (ed.). P. 51. .

Но ничего не было решено и ничего нельзя было предсказать, особенно после того, как Елизавета приговорила к бессрочному заключению некоего Валентина Томаса, странствующего католика и умелого конокрада. Еще в 1598 году его поймали у Морпета в Нортумберленде и привезли в Лондон, где он в приступе душевного расстройства обвинил Якова в подстрекательстве к убийству Елизаветы [1451] HMC, Hatfield MSS, VIII. P. 77–78, 152–153. . Дело Томаса стало нелегким прецедентом для таких законов, как Договор ассоциации и Акт о королевских гарантиях. Согласно этим постановлениям, любой претендент на трон, в случае доказательства его вины в подстрекательстве или организации убийства королевы, выбывал из борьбы за корону. Хотя эти законы были приняты в период неутихавших слухов вокруг Марии Стюарт, они до сих пор оставались в силе. Якова это сильно беспокоило, и он поручил своему послу раздобыть точную копию документа [1452] A. Courtney. The Scottish King and the English Court: The Secret Correspondence of James VI, 1601–1603 // Doubtful and Dangerous. Doran, Kewes (ed.). P. 136. .

С течением времени его обеспокоенность тем, что Елизавета могла поверить в правдивость обвинения, росла [1453] SP 52/62, nos. 39, 43, 49–51. . Яков написал ей возмущенное письмо и получил холодный ответ, гласящий, что она никогда не верила в то, в чем его обвиняют: «Во имя Господа заклинаю Вас поверить, что Я не настолько злобная натура, чтобы подумать что-либо против Вас». Тем не менее, когда Сесил узнал, что в маленькой черной тафте графа Эссекса содержалось зашифрованное послание Якова относительно Ирландии и престолонаследия, Елизавета приказала оставить Томаса в Тауэре как страховку от Якова вплоть до ее смерти [1454] SP 52/62, no. 44 (написано лично Елизаветой); HMC, Hatfield MSS, XIX. P. 1–3 (ошибочная датировка). .

После восстания графа Эссекса Яков поспешно направил графа Мара и адвоката Эдуарда Брюса в Англию, якобы чтобы поздравить Елизавету с успешным завершением дела. На самом деле он хотел снять с себя все обвинения в сговоре с Томасом или графом Эссексом [1455] HMC, Hatfield MSS, XI. P. 137–138; LQEJ. P. 137. . В частности, Мар и Брюс должны были напомнить Елизавете то, что Яков оптимистично называл «ее давним обещанием, что ничего не должно быть предпринято, пока она жива, в ущерб его будущему праву». Кроме того, стараясь снискать расположение королевы и противостоять клеветникам, они должны были также предупредить Сесила и его сторонников о страшном возмездии, которое те понесут, как только Яков станет королем, если посмеют ему помешать [1456] Secret Corr. P. 1–12. Яков диктовал указания Мару и Брюсу сам, скрыв их даже от собственных советников. См.: SP 52/67, no. 8. . Он шипел:

Когда придет мой черед, я буду глух к их мольбам, тогда как теперь я был бы рад с вашей помощью уверить их в моем к ним расположении. Сейчас они пренебрегают им, полагая, вероятно, что это не будет услышано, но что королева использует меня, чтобы потом предать меня в их руки [1457] Secret Corr. P. 9–10. .

Но обмануть Елизавету было непросто. Обладая острым умом, она насквозь видела подхалимство Мара и Брюса и отклонила их просьбы [1458] CSPD, 1601–1603 and Addenda P. 25; Courtney. The Scottish King and the English Court // Doubtful and Dangerous. Doran Kewes (ed.). P. 138. . Борясь с новым мучительным приступом артрита (на этот раз боль пронзила палец правой руки), Елизавета сама написала шотландскому королю, упрекнув его в самонадеянности, — как он мог подумать, что он или его советники могут так легко склонить ее на свою сторону: