Джон Гай - Елизавета. Золотой век Англии

Беспорядки в Тауэр-Хилле всерьез встревожили королеву, и она собрала Тайный совет на чрезвычайное совещание в Гринвичском дворце. 4 июля она устно поставила перед собравшимися задачу, а Бёрли превратил это «техническое задание» в самую суровую и непримиримую прокламацию Елизаветинской эпохи, следовать которой, по требованию королевы, надлежало всем «под страхом монаршего неудовольствия». Под несколько надуманным предлогом, что среди бунтовщиков под ветеранов маскируется «разный низкосортный люд», а именно «праздношатающиеся плуты и бродяги», королева приказала ввести в Лондоне и окрестностях бессрочное военное положение. Верховный военный судья, именуемый маршалом военной полиции, наделялся неограниченным правом «арестовывать таких персон, коих обыкновенные служащие юстиции на путь истинный не наставят». В наиболее тяжелых случаях лиц без определенного места жительства, которых люди маршала задержали за бродяжничество, разрешалось повесить без суда «в рамках провозглашенного военного положения» [730] BL, Lansdowne MS66, fos. 241–242; SP 12/261, no. 70; The Queenes Maiesties Proclamation for staying of all unlawfull assemblies in and about the Citie of London, and for Orders to punish the same. London, 1595; TRP, III, nos. 735 (1591 — это ошибочная датировка), 769. .

В соответствии с целым рядом столь же драконовских, но более конкретных указов, составленных под руководством Бёрли, в распоряжение маршала военной полиции поступал отряд из тридцати кавалеристов, вооруженных пистолетами, мечами и кинжалами [731] BL, Lansdowne MS66, fos. 243–248; Orders prescribed by her Maiesties commandement by advise of her Counsell, published in London, and other places neere to the same, for the observation of her Maiesties present Proclamation. London, 1595. . В их задачу входило ежедневное и еженощное патрулирование улиц. Всех подозрительных лиц надлежало доставлять на заседания особой комиссии лондонских и мидлсекских магистратов, которые проходили два раза в неделю в здании центрального уголовного суда неподалеку от Ньюгейтской тюрьмы [732] BL, Lansdowne MS78, fos. 126–133; Stow, 1592 edn. P. 1280. .

В указах подчеркивалось право маршала военной полиции выносить приговоры и вешать без суда любых граждан, пойманных за написанием или распространением крамольных листовок или плакатов. И хотя первый министр Елизаветы в последний момент дополнил документы положением, согласно которому за сведения, приведшие к столь страшному для обвиняемого концу, выплачивалось бы солидное вознаграждение, никого так и не поймали [733] BL, Lansdowne MS66, fo. 243. .

Слушания дел продолжались все лето. Многих правонарушителей магистраты приговорили к тюремному заключению или порке плетьми. Другим было предписано покинуть Лондон и отбыть по месту рождения. После заката солнца на улицах разрешалось находиться только дворянам, их женам и слугам королевы — поставщикам королевского двора, герольдам-сопровождающим, конюхам, гонцам и музыкантам или иным лицам, за которых дворяне могли поручиться. Для всех остальных наступал комендантский час [734] BL, Lansdowne MS66, fos. 243–248; Orders prescribed by her Maiesties commandement; Stow, 1592 edn. P. 1280. .

Хотя объявить в стране военное положение Елизавету убедил мэр Спенсер, опасавшийся недовольства народа, принятие столь радикальных мер вызвало у судейских опасение, что королева стремится в принципе низложить сложившуюся правовую систему. В ответ на это с категорическим протестом выступили судьи Суда королевской скамьи [735] BL, Lansdowne MS78, fo. 159. . Их возмутило очевидное неуважение положений Великой хартии вольности и принципов отправления правосудия. Королеве было направлено официальное письмо, от которого до нас дошел, к сожалению, только фрагмент; в письме судьи отстаивают право вызывать в суд любых заключенных для установления причин их ареста в рамках процедуры habeas corpus [736] SP 12/261, no. 69. .

Две недели спустя маршалом военной полиции был назначен сэр Томас Уилфорд, уроженец Кента, зарекомендовавший себя отличной службой в Нидерландах и Нормандии. Бёрли очень хотелось избежать очередного столкновения с судьями, и он поспешил обуздать, насколько возможно, желание королевы увидеть побольше показательных казней. Поэтому мандат Уилфорда подразумевал работу в рамках существующих процедур, то есть с привлечением магистратов и констеблей, а не военных. На виселицу же, согласно окончательной редакции должностных полномочий Уилфорда, надлежало отправлять только преступников «отчаянных», неисправимых, «очевидно виновных» и презирающих закон, а значит, «иного наказания не заслуживающих» [737] Foedera, XVI. P. 279–280; L. Boynton. The Tudor Provost-Marshal // EHR, 77 (1962). P. 437–455. .

В сентябре мандат Уилфорда тихо отозвали, а дела города снова взял в свои руки мэр Спенсер. К этому времени порядок в Лондоне был в целом восстановлен. По просьбе мэра комиссия при центральном уголовном суде продолжала работать еще год, но ее полномочия ограничивались теперь расчисткой крупных улиц и пивных от лиц низшего сословия, в коих представители высших классов предпочитали видеть бездельников, бродяг и падших женщин [738] Chambers, IV. P. 318; G. Salgado. The Elizabethan Underworld. London, 1977. P. 117–193. .

Сама Елизавета напрямую тему закона и порядка более не поднимала. Вместо этого она с одобрением наблюдала, как Тайный совет по собственной инициативе оттачивает правоприменительные нормы, направленные на борьбу с бродяжничеством. В 1596 и 1597 годах Бёрли и другие тайные советники решились на спорные меры: нищих, бродяг, воров, сутенеров и карманников — жителей преступного Лондона — арестовывать, грузить на корабли и отправлять в Ирландию или Нидерланды для несения военной службы. В целях организации подобных чисток формировались новые отряды военной полиции, единственная задача которых состояла в том, чтобы, заметив праздношатающегося, задержать его и препроводить в порт [739] APC, XXV. P. 324, 330, 437–439; APC, XXVI. P. 23–24, 118, 352; APC, XXVII. P. 290–292. . Демобилизованные ветераны войны, по безденежью вынужденные попрошайничать и уличенные в этом, подвергались аресту и отправке обратно на линию фронта. Впервые праздные прогулки по улицам города были приравнены к тяжкому преступлению, что привело к бурному протесту в парламенте [740] APC, XXVII. P. 283–284, 290–292; Archer. Pursuit of Stability. P. 210–211, 254. .

Особенно возмутит современного читателя то, как спокойно Елизавета восприняла весьма необычное предложение, с которым выступил в 1596 году любекский купец Каспар ван Сенден. Он предложил схватить всех чернокожих выходцев из Африки, живущих в Англии, и депортировать их в Португалию или Испанию для продажи в рабство или обмена на военнопленных англичан. Количество негров, вывезенных с Черного континента на туманный Альбион к тому времени, подсчитать невозможно, однако известно, что с 1540 года экспедиции английских купцов в «Берберию» (атлантическое побережье Марокко) происходили на регулярной основе, а в 1560-х годах сэр Джон Хокинс из Плимута вместе со старшим братом Уильямом снискали себе дурную славу людей, скупающих чернокожих рабов у провинциальных португальских купцов [741] P. E. H. Hair, R. Law. The English in Western Africa to 1700 // The Origins of Empire: British Overseas Enterprise to the Close of the Seventeenth Century. N. Canny (ed.). Oxford, 1998. P. 241–249. . В коммерческом отношении план Сендена провалился, но доподлинно известно, что Елизавета его одобрила. Этот факт никак не способствует упрочению в XXI веке ее реноме «доброй королевы Бесс» [742] APC, XXVI. P. 20–21; M. Kaufmann. Caspar van Senden, Sir Thomas Sherley and the “Blackamoor” Project // HR, 81 (2008). P. 366–371. .