Джон Гай - Елизавета. Золотой век Англии

Так как пьеса во многом вдохновлялась творчеством Растелла и изгнанников-католиков из Лувена и Дуэ, Тилни пришлось вычеркивать из нее упоминания уличных драк, побегов заключенных и бунтов подмастерьев. Не избежал цензуры и весьма нахальный отрывок, в котором автор прибегает к идиомам, весьма схожим с теми, что вскоре задействует Шекспир для описания сэра Джона Фальстафа: отца Елизаветы он высмеивает, представляя его обжорой днем и сластолюбцем ночью [700] Book of Sir Thomas More. Greg (ed.). P. 1, 49–50. Источником для Растелла был сэр Джордж Трокмортон, который отважно критиковал в парламенте развод с Екатериной Арагонской и призывал к тому же Томаса Мора. См. J. Guy. The Public Career of Sir Thomas More. New Haven, CT, 1980. P. 207–212. Трокмортон приходился дедом Фрэнсису Трокмортону, казненному в 1584 году после раскрытия заговора Гиза. Дальнейшая информация взята из: N. Harpsfield, The Life and Death of Sir Thomas Moore, Knight, Sometymes Lord High Chancellor of England, Written in the Tyme of Queene Marie. E. V. Hitchcock (ed.). // Early English Text Society, Original Series, 186 (1932). P. ccxv — ccxix, 221–252. . В результате пьеса лишилась остроты, от нее остался один сюжетный скелет, который решили отдать в работу литераторам, возможно надеясь когда-нибудь вернуться к постановке. Среди последних был и Уильям Шекспир: до нас дошли его исправления, сделанные по оригинальному, доцензурному тексту — редкий образец почерка драматурга. Тем не менее даже великому барду не хватило фантазии воскресить пьесу, столь радикально сокращенную до основной сюжетной линии [701] Сделанную Шекспиром переработку см.: Book of Sir Thomas More. Greg (ed.). P. 73–79. .

Королева и ее поредевший двор оставались в стороне от событий. Подданные не имели возможности видеть государыню, а саму Елизавету, казалось, их страдания совершенно не трогали. На этом фоне она дошла до состояния полной беспомощности, явно утратив контроль над социально-экономическими процессами. В конце июня королева возобновила попытки борьбы с эпидемией. Она приказала в церквях читать молитвы и настояла на том, чтобы Варфоломеева ярмарка и ежегодные празднества лондонских ливрейных компаний были отменены [702] APC, XXIV. P. 342–343, 347–348; National Prayers: Special Worship since the Reformation. N. Mears, A. Raffe, S. Taylor, P. Williamson (ed.) // Church of England Record Society, 20. 2013. P. 203–204. . Отмена празднеств мало что значила: богачи нашли бы себе и другие развлечения. А вот ярмарка играла важную роль в жизни простых лондонцев. Ее устраивали в середине августа за чертой города — на полях за Смитфилдом. Скачки, кроличьи бега, борьба, танцы, жонглеры, коробейники, прилавки с товарами — это было главное увеселительное мероприятие года. Мэр и старейшины настаивали: если на ярмарку не допускать лиц, контактировавших с заболевшими, ее проведение угрозы не несет. Этот аргумент королева отмела начисто. Но вот на следующий довод ей возразить было нечего. На ярмарке купцы и предприниматели продают товар оптом, а без этого, утверждал мэр, городские суконщики разорятся. На стороне градоначальника выступил Бёрли, стремившийся не допустить банкротств. Наконец королева уступила, и ярмарку разрешено было проводить, но только в сильно усеченном формате [703] APC, XXIV. P. 373–375, 448–449; TRP, III, no. 757; Stow, 1592 edn. P. 1274; Chambers, IV. P. 348–349. .

Вскоре Елизавета пережила несколько приступов глубокой депрессии. Худший период эпидемии совпал с внезапным решением Генриха IV обратиться в католичество. Бог, решила Елизавета, обрушил язву на Англию и Северную Францию, дабы покарать короля за вероотступничество, а ее — за потворство ему. Твердо приняв за истину столь мрачную интерпретацию событий, королева на несколько месяцев погрузилась в тяжелую «меланхолию» [704] APC, XXIV, P. 400–401. Удостоившийся аудиенции королевы в 1592 году Фредерик, герцог Виртенбергский, свидетельствует, что Елизавета несколько раз повторила ему следующую цитату из апостола Павла: «Если Бог за нас, кто против нас?» См.: England as Seen by Foreigners in the Days of Elizabeth and James the First. W. B. Rye (ed.). London, 1865. P. 13. . Она была настолько верна тем принципам, которые легли в основу отречения ее отца от Рима, что вероломство французского короля восприняла как измену самому Богу, а Генрих стал для нее «против естества посланным братом». В обычае христианских правителей было именовать друг друга сестрами и братьями, и Елизавета, на протяжении лета обрушиваясь на Генриха, подчеркивала, что отныне и впредь будет считать себя сестрой «брата-бастарда». Эта специально подобранная реплика несла в себе целый калейдоскоп смыслов, резонирующих с непростым детством королевы, ее враждой с единокровной сестрой Марией, не раз величавшей Анну Болейн грязной шлюхой [705] EAC. P. 165–166; ECW. P. 370–371. .

Примерно через месяц после того, как ей исполнилось шестьдесят лет, Елизавета приложила сознательное усилие к тому, чтобы примирить отступничество Генриха с собственным религиозным чувством [706] Camden. P. 475. Предположительно Елизавете понадобился месяц, начиная с октября 1593 года, чтобы перевести текст Боэция, насчитывающий в оригинале 25 000 слов. См.: Queen Elizabeth s Englishings. C. Pemberton (ed.). London, 1899. P. ix — x. . Целыми днями она читала Библию, писания Отцов Церкви, произведения греческих и римских философов (в основном диалоги Сенеки о нравственности). Регулярно встречалась с архиепископом Уитгифтом, главным ее советником по вопросам Церкви и совести. И кроме того, начала и закончила построчный перевод с латинского на английский «Утешения философией» Аниция Манлия Северина Боэция [707] Camden. P. 475. Перевод см. в: Elizabeth s Englishings. Pemberton (ed.). P. 1–120; Elizabeth I: Translations, 1592–1598. J. Mueller, J. Scodel (ed.). Chicago, 2009. P. 72–365. .

Боэций родился в конце V века в римской аристократической семье и развил в себе страсть к греческой философии и раннехристианскому вероучению. При остготском короле Теодорихе Великом в Равенне он стал первым консулом, а потом и первым министром королевства. Боэций выступил в защиту сенатора, обвиненного в государственной измене, и в результате сам был обвинен в том же преступлении. Под домашним арестом в ожидании казни он и пишет «Утешение». Елизавета, вполне возможно, видела связь между судьбой Боэция и своей собственной: ей вспоминался тот ужасный период ее жизни, когда после провала восстания Уайетта ее заключили в тюрьму по подозрению в измене. Вернувшись из Тауэра, она несколько месяцев провела под строгой охраной в Вудстоке, в графстве Оксфордшир, и все это время жадно читала классические латинские произведения, а также делала литературные переводы. Эта пора оказала огромное влияние на ее личность, и именно тогда она познакомилась с Боэцием [708] F. Teague. Elizabeth I: Queen of England // Woman Writers of the Renaissance and Reformation. K. M. Wilson (ed.). Athens, GA, 1987. P. 524, 528–529, 532–535; State Papers Relating to the Custody of Princess Elizabeth at Woodstock in 1554 // Norfolk Archaeology, 4 (1855). P. 161, 164, 168–169, 172, 175–176. . А сейчас, почти сорок лет спустя, отчаянно силясь принять обращение Генриха в католичество, она вновь стала истолковывать происходящие события как испытания, посылаемые ей Богом. Елизавета верила, что человека, даже монарха, который упорствует в своем «беззаконии», постигнет суровая кара. Верила она и в то, что сама избрана Богом ради спасения Северной Европы. Потому отступничество Генриха так поразило ее: король, как предполагала Елизавета, ушел от света протестантизма во тьму католицизма ради мирской выгоды, сделав шаг на пути в ад.