Эрих Куби - Русские в Берлине [Опыт Второй мировой войны. 1941–1945] [litres]

Гостеприимство русских отличалось не только минеральной водой с привкусом губной помады. 2 мая Волерман, бывший командующий артиллерией Берлина, а ныне военнопленный, по-прежнему был решительно настроен обеспечить выполнение всех приказов своего вышестоящего командира, Вейдлинга. Во дворе бункера Зоопарка, заполненного солдатами, гражданскими и ранеными, он заявил арестовавшему его русскому офицеру, похожему – по словам Волермана – на «водителя такси», что ему, прежде чем присоединиться к долгому пути в плен, следует доложиться на Бендлерштрассе. «Нет необходимости говорить, что русские не поняли моих доводов», – объяснил Волерман. И неудивительно – можем добавить мы, – что настойчивость Волермана в соблюдении формальностей казалась тогда просто смешной. Тем не менее немцам было позволено построиться в колонну по четыре, как на плацу перед казармами. Но в самый последний момент «в бетонную стену башни ударила пулеметная очередь, пули рикошетом полетели в наши ряды». Это стало «неприятной неожиданностью, стоившей некоторым из нас жизни».

Тот факт, что теперь решающее слово насчет того, что должно быть, а чего быть не должно, оставалось за русскими, до полковника Волермана не дошел до тех пор, пока он не заметил, что «танки «Сталин» (ИС-2) были выстроены с интервалом от двадцати до тридцати метров вдоль всего парадного маршрута Адольфа Гитлера по Зигесаллее». Все напоминало довоенные времена, только орудия танков теперь были направлены в противоположную сторону. «Зрелище было, – пишет он, – весьма впечатляющим».

Около 2000 немецких солдат во главе со своими офицерами направлялись мимо танков в плен. Вдруг случилось нечто совсем неожиданное. Русские солдаты спустились со своих танков, окружили немцев, «угощали нас русскими папиросами» и постоянно восклицали «Война капут, война капут!» – «Войне конец!». В личном составе Волермана имелось два десятка мальчишек из гитлерюгенда, в возрасте от 14 до 16 лет. Полковнику удалось убедить русского старшего русского офицера отпустить их домой. «Я приложил ладони ко рту и крикнул как можно громче: «Ребята, можете идти по домам!» Я чувствовал себя… как директор школы, объявляющий о сокращении учебного дня».

Вместе с полковником Эйлерсом, «который весил тогда не менее 110 кг», Волерман впервые подвергся допросу; затем русские засняли их для кинохроники. После этого их перевели в скромную квартиру позади Замкового парка в Шарлоттенбурге, где их встретил офицер разведки бронетанкового корпуса, бегло говоривший по-немецки.

«Первым делом он спросил: «Что это у вас?» И показал на мой золотой Немецкий крест [108] «Военный орден Немецкого креста» – Der Kriegsorden des Deutschen Kreuzes, был учрежден Адольфом Гитлером 28 сентября 1941 г., как промежуточная ступень между Железным крестом первого класса и Рыцарским железным крестом, и был двух видов: в золоте – за храбрость на поле боя; и в серебре – за успехи в командовании без непосредственного участия в бою; награда готовилась специально для чествования войск, штурмовавших подступы к Москве; представлял из себя восьмиконечную звезду с большой свастикой в середине. . Тогда я впервые осознал – и такое случалось позднее еще несколько раз, – что русские принимали каждого обладателя такой огромной свастики за особо фанатичного высокопоставленного нациста. Второе замечание русского полковника оказалось не менее удивительным: «Думаю, вы устали и хотели бы помыться». Мы с Эйлерсом переглянулись и одновременно подумали: «Что-то здесь не то – Геббельс рисовал совсем другую картину взятия красными в плен штабных офицеров». – «Нам очень этого хотелось бы», – ответил я.

Русский полковник поднялся и подождал, пока я достану из сумки свои банные и бритвенные принадлежности. Затем, со словами: «Идемте, заодно пригласим для вас парикмахера», – он вышел из комнаты. Мы пошли за ним, толкая друг друга локтями под ребра. В зале полковник открыл дверь другой комнаты, в которой на кроватях валялось несколько иванов. После каких-то непонятных слов они исчезли, полковник тоже. Дверь в зал оставалась открытой. Ванной комнаты мы нигде не видели. Вдруг появился другой иван и, взяв фарфоровый кофейник с отбитым носиком, сказал: «Давай!»

Мы стояли, совершенно опешившие. А мы-то мечтали… о кафельной ванной комнате, горячей воде, душе, махровых полотенцах и халатах. Можно было бы простоять здесь еще довольно долго, если бы он не повторил снова: «Давай!», одновременно наклоняя кофейник так, чтобы из остатков носика полилась вода. Наконец-то до меня дошло. Я быстро подставил руки и намылил их. Грязная вода веселой струйкой стекала на пол. Затем смочил руки и протер ими лицо. Потом вернулись в комнату полковника…

В углу стоял старый граммофон, который полковник запустил на максимальную скорость. С самого нашего прибытия он проигрывал на нем пластинки. На галопирующей скорости мы слушали вальсы, марши, фокстроты и песни – этого вполне хватило бы, чтобы сойти с ума. Поскольку наши нервы и без того были на пределе, я не смог удержаться и в конце концов попросил его выключить эту чертову штуку, что полковник и сделал без всяких возражений.

Пока что наши разговоры носили краткий и неопределенный характер, но теперь подошло еще два офицера. Один был подполковником, по-видимому старшим офицером разведки, а другой, полковник-еврей, произвел на нас не особо приятное впечатление. Последовали короткие приветствия без рукопожатий. Мы уселись за круглый стол. Всем предложили на выбор шесть или семь сортов русских и западных сигарет, а также две коробки немецких сигар самого отвратительного качества. Мы курили только ради того, чтобы успокоить нервы.

Меня еще раз спросили о моей награде со свастикой. Потом: «Где Гитлер?» Я рассказал, что предыдущей ночью получил официальное сообщение о его самоубийстве. Сначала они молчали, а потом задали несколько недоверчивых вопросов. Я заметил, что у меня не было причин сомневаться в том, что мне сказали. «Ладно, можете верить сколько угодно, однако нам известно, что на самом деле фюрер все еще жив». Я промолчал. Потом продолжили: «Скажите, а где находится доктор Геббельс?» Мне нечего было сказать. Тогда русский офицер сообщил, что прошлой ночью Геббельс и вся его семья покончили с собой. Еще я услышал, что фельдмаршал Модель, командующий силами группы армий «Б», оказавшимися в Рурском котле [109] Всего в окружение 1 апреля попало 18 дивизий, около 325 000 человек. 18 апреля окруженная группировка капитулировала. Модель 21 апреля застрелился. , застрелился. К счастью, не задавалось никаких прямых военных вопросов, возможно потому, что русские чувствовали свое превосходство над нами и считали ниже своего достоинства задавать такие вопросы. Не следует забывать, что тогда русские пребывали в заблуждении, будто они разгромили нас только благодаря собственной военной силе и умелому руководству, полностью игнорируя решающее значение американских поставок вооружения и стратегических ошибок Гитлера.