Эрих Куби - Русские в Берлине [Опыт Второй мировой войны. 1941–1945] [litres]

Русский писатель Гус сам стал свидетелем подобной сцены на Александерплац:

«Немцы шныряли с улицы на улицу. Они искали подвальные склады и выносили оттуда дамские сумочки, шляпы и перчатки. Из окна, выходящего на Нойе-Фридрихштрассе, мы могли видеть, как они грабят магазин на углу Кёнигштрассе. В Берлине больше не существовало закона. По всему городу прошел слух, будто в центре полно всякого добра. «Высшая раса» преодолевает огромные расстояния, чтобы присутствовать в момент великого свершения».

Грабежи продолжались четыре или пять дней. Лишь некоторые из владельцев магазинов и складов поступили разумно, бесплатно раздавая все, что у них осталось. Повсюду люди едва не убивали друг друга за ненужные им вещи, тогда как они послушно стояли бы в очереди, если бы нашелся кто-то, чтобы распоряжаться и распределять товары упорядоченным образом.

28 апреля Аннелиз Х. записала: «В 12:10 фрау Е. заметила первых шестерых русских на ступенях подвала. Последовали минуты напряженного ожидания, во время которых каждый старался обратиться к своей совести». Поразительная фраза, единственная в своем роде во всем дневнике. Создавалось впечатление, будто «подвальное сообщество» ожидало появления русских точно так же, как праведники ожидают Страшного суда, хотя, по правде говоря, искреннего раскаяния не наблюдалось ни на Людендорфштрассе, ни где-либо еще.

«Мы все сбились в кучу в самом дальнем углу и выбрали герра Б. своим представителем. Сейчас он, с явными усилиями, старался собраться с духом. А вдруг мрачная картина, нарисованная нашей пропагандистской машиной, на самом деле окажется правдой? На лестнице гулко звучали шаги. Что теперь будет? Наш ужас испарился, когда мы увидели их свежие, загорелые, округлые и приветливые лица. Они отказались от предложенных сигарет и просто осведомились – очень вежливо, – нет ли в подвале солдат или оружия, а когда услышали, что все мы гражданские, оставили нас, дружелюбно пожелав «доброго вечера». Всеобщее, едва ли не ликующее облегчение».

Таковы были впечатления многих берлинцев от первой встречи с русскими. Да они и сегодня скажут вам, что с первой волной было все в порядке. Но потом… У маленького подвального сообщества Аннелиз тоже имелись веские причины говорить «Но потом…». «Визиты периодически повторялись. Некоторые из пришедших вели себя грубо (требовали часы и приставали к женщинам); другие оказались крайне дружелюбными (они явно любили детей, приносили в качестве подарков еду и завязывали с нами дружеские беседы)». Герр Б., тот, у которого 27-го не хватило смелости пойти за хлебом, теперь оказался одним из немногих мужчин, отказавшихся прятаться за женскими юбками. Он, «ввиду крайней необходимости, назначил фрау Х. своей женой, объявил, что она больна, и при свете свечи постоянно измерял ей температуру и поразительно громко читал вслух. Она оказалась единственной молодой женщиной в нашем подвале, которую следовало оградить от домогательств русских. А снаружи не прекращались бои». Дом на Людендорфштрассе заняли русские, однако «нашу часть подвала оставили для офицеров, которые вели себя вполне благопристойно».

29 апреля «подвальное сообщество» пополнилось 4 женщинами с 4 детьми – еще 8 человек, «которых мы приняли, несмотря на недостаток места и продовольствия». Вновь прибывшие пришли из бункера на Ноллендорф-плац, который, невзирая на присутствие женщин и детей, «обороняла» немецкая армия, «пока отважная женщина-доктор с белым флагом не заставила их сдаться. Пылающими улицами, пробираясь между трупами, эти женщины наконец смогли добраться до нас со своими детскими колясками и всеми пожитками. Мы и понятия не имели, что сейчас воскресенье и какая на улице погода. Последние дни мы проводили в подвале в полной бездеятельности». Очевидно, бездеятельность составляла худшую сторону ее положения, хотя даже «сходить в туалет стало геройским поступком, который трудно осмелиться совершить в одиночку».

В понедельник, в 06:00 утра «спокойствие нарушил» крик младенца, требовавшего, чтобы мать покормила его грудью. «Во дворе, на дикой груше, громко распевал черный дрозд, совершенно не обращавший внимания на грохот пушек». Приходили другие русские патрули; они «чувствовали себя как дома; раздавали много еды, устраивали беспорядок, однако возвращались на «фронт», который, на протяжении всей второй половины дня, проходил буквально за нашими дверями». Герр Б. оставил свою «жену ввиду крайней необходимости», чтобы принести воды, однако вернулся не скоро, поскольку ему велели «хоронить русских солдат [110] За неделю штурма окруженного Берлина (с 25 апреля по 2 мая) советские войска теряли непосредственно в Берлине около 3000 человек погибшими в день. А всего в ходе Берлинской операции 16 апреля – 8 мая 1945 г. безвозвратные потери советских войск на пространстве от Балтийского моря до подступов к Лейпцигу и Дрездену от рубежа на Одере и Нейсе на запад до рубежа встречи с союзными войсками США и Англии составили 78 000 291 человек (4404 человека в день), санитарные 274 000 184 человека (11 921 человек в день). Кроме того, погибло 2825 воинов войска Польского, еще 6067 поляков было ранено. Немцы (вермахт, фольксштурм и др.) потеряли только убитыми до 400 000. возле церкви 12 Апостолов, а потом заставили пить какое-то мерзкое пойло, от которого у него случилось легкое алкогольное отравление». Та выпивка, которую русские принесли в подвал, оказалась явно высочайшего качества. «Мы довольно легкомысленно расправились с теми бутылками бренди и вина, которые они нам оставили». В результате «наши мужчины» проспали до утра 1 мая. Они спали «как убитые, особенно герр К. из Рейнланда». Тем временем женщины дали полную волю своим хозяйственным инстинктам. «Мы улучшили наше жилище, сделали полки и притащили в подвал множество полезных предметов (например, кухонный буфет). Затем мы отправились за водой. На улицах ужасные разрушения. Грязь, мусор, тела мертвых людей и животных, разбитые и сгоревшие пушки, машины, мотоциклы и велосипеды. Целых домов практически не осталось». У колонки собралась длинная очередь людей, пренебрегших стрельбой. «Большинство носило белые нарукавные повязки, но у некоторых они были красного цвета. Русские солдаты неизменно проходили прямо в начало очереди».

Пронесся слух, будто Гитлер застрелился. «Но тогда почему, спрашивали мы себя, война все равно продолжается?» Очевидно, жители Берлина не знали, что власть перешла к Геббельсу.

«В эти судьбоносные дни, когда творилась история, мы оказались лишенными всех новостей. По всему миру люди, наверное, сидели вокруг громкоговорителей, слушая репортажи о битве за Берлин, о последней битве Германии. А сами мы, жившие прямо на линии фронта, не слышали ничего, кроме того, что нам невнятно сообщали на ломаном немецком русские. Одни говорили, что Гиммлер и Геринг продолжают вести войну, другие – будто немецкие офицеры вылетели в Москву на переговоры».